Слишком гладко, слишком спокойно, думаю я. Лошади — только что с фрески Пизанелло, красивые итальянские тяжеловозы… Пятнадцатый век… Что ему сказать?.. Неужели он сам не чувствует?

— Извини, — говорю я. — Будто ты не имеешь понятия о феодализме. Будто ты ничего не знаешь. Ты увлекся бутафорией, только и всего.

— Исправляй, — смеется он.

Импульс. Мне он обязательно нужен здесь.

— Дай на секунду. Для импульса.

— Ты ведь этим ничего не улучшишь. Во всяком случае, качества не добавишь. Импульс действует только тогда, когда в картине все уже есть и без него, иначе это просто чужое, поверхностное чувство, — раздраженно говорит Олег.

— Я знаю. Именно поэтому ты боишься его использовать.

— Очень надо, — отвечает Олег.

Импульс.

как хотите и что хотите можете думать беглец хороший человек восприятием ребенка кожным ощущением добрый и сильный

Вот так. Будто я вместе с ним.

…Он шел, держась правой рукой за мокрую стену. Левая висела плетью. Он чуть не упал, потеряв опору, когда рука ощутила пустоту. Он догадался свернуть в проем и затаиться. Он слышал, как всадники вынеслись на площадь, и слышал, как они вернулись.

Между стенами не было и полутора локтей. Пахло сыростью, каменная кладка обомшела. Он шел вперед, стараясь не поддаться боли и усталости, и вскрикнул, когда наткнулся на стену впереди. Тупик.

Феррара повернулся, привалился к камням и стал ждать. У него не было оружия, кроме ножа, купленного в Толедо. Он заметил преследователя раньше, чем тот его. Он двигался правым боком, шаря впереди мечом. Феррара видел, как он боится.

— Остановись, — сказал Феррара.

Тот ахнул и встал. У Феррары было мгновение, чтобы ударить. Но клинок лязгнул о стальной нагрудник. Феррара потерял равновесие и упал на раненую руку…

Олег тронул меня за плечо. Я вздрогнула.

— Что ты делаешь? Зачем это? Кто это?

Я не колеблюсь: