Она идет в парке у реки, над которым кружит снег.

Я чувствую приближение вертолета раньше, чем его слышу. Меняется давление, я ощущаю это оголенными участками кожи. Потом ритмичные удары лопастей; я встаю и зажимаю ладонью пулевое ранение в боку.

– Куда стрелять? – спросила Рингер.

– Не знаю, только не в ногу и не в руку.

– Выстрели ему в бок с близкого расстояния, – посоветовал Дамбо, который успел хорошо познакомиться с человеческой анатомией в ангаре по обработке и уборке. – И вот под таким углом, а то кишки продырявишь.

– А что будем делать, если я все-таки продырявлю тебе кишки? – спросила Рингер.

– Похороните, потому что я сдохну.

Улыбка? Нет. Опять неудачно.

А потом, когда Дамбо осмотрел мою рану, она спросила:

– Сколько тебя ждать?

– День, не больше.

– Один день?

– Ладно, два. Если мы не вернемся через сорок восемь часов, значит, уже не вернемся.

Рингер не стала спорить, просто сказала:

– Не вернетесь через сорок восемь часов, я пойду за вами.

– Глупый ход, гроссмейстер.

– Это не шахматы.

По периметру парка растут деревья. Над голыми ветками появляется черная тень. Роторы стучат, как огромное сердце. Я хромаю к открытому люку, холодный ветер давит на плечи.