Светлый фон

 

Поезд замедлил ход. Прибыли на какую-то маленькую станцию. Климов встал, опустил стекло в окошке, безуспешно пытаясь прочесть скудно освещенную вывеску над дверями вокзала. А когда вернулся на место, оказалось, что он упустил нить рассказа…

 

— …тем более что нам обоим этого хотелось. Это не прибавляло сил, но и не мешало нам проходить предусмотренные дневные километры. Инга, как ребенок, гордилась своим воинственным видом и по вечерам изображала из себя идальго Ламанчского. Но Дон-Кихотом был все-таки я. Пожалуй, никто другой не решился бы взять свою Дульсинею в эту пыльную и горячую Тобоссу…

 

«Боже мой, какой у этого типа стиль! — ужаснулся Климов, — от его рассказа за версту разит литературщиной. Не удивлюсь, если окажется, что этот мужик просто пересказывает мне на память какой-нибудь свой опус, с которым его турнули из десятка редакций!»

Рассказчик еще несколько минут описывал путешествие по пустыне, цветисто, с ненужными подробностями. Климов слушал его в пол-уха и украдкой читал лежащую на столике газету. А тот уже не замечал ничего вокруг.

 

— …Утром шестого дня я провалился в зыбучку. Ее почему-то не было на нашей карте. Вообще-то зыбучие пески в наших пустынях — редкость, но встречаются.

Сплоховал я, дергаться начал. А суета и зыбун вещи несовместимые. Начнешь дергаться, считай — пропал. Слава богу, успел вскарабкаться ногами на седло своего мотоцикла и оттуда через опасную зону перепрыгнуть. А не догадайся — не выжил бы. Крикнул Инге. Посмотрели мы, как моя машина махнула рулем над песочком и канула. Когда Инга поняла, что я чуть было не утонул, бросилась мне на грудь и стала рыдать там, в самой пылище. Она плакала, а я думал, как нам теперь быть. Канистры с водой ушли в зыбун вместе с моим мотоциклом. Бензина к Ингиному приторочено — хоть залейся, а воды осталось полфляги. И до ближайшей лужи — неделя пути, хоть назад, хоть вперед.

И мы двинулись дальше. Вперед. Только вперед. И не хныкать!..

 

Сосед замолчал и потянулся за сигаретой. Закурил, ломая спички, сделал пару глубоких затяжек и раздавил окурок в чайном блюдечке, так и не прервав свой рассказ.

 

— …Через три дня солнце убило Ингу. Мне никогда до этого не приходилось сталкиваться с тепловыми ударами, так что помочь своей девочке я не сумел. Я похоронил ее у подножия бархана и побрел дальше. К вечеру умер и я. Умер, но все-таки продолжал ползти вперед.

Я воскрес, когда на лицо мне пролилась влага…

— Извините, я схожу к проводнику, принесу нам по стаканчику чая, — прервал его Климов. Сосед покорно затих, Климов пошел в конец вагона, спросил у проводницы Зои, не выбился ли поезд из графика и, выиграв у соседа целых пять минут, вернулся в купе с двумя стаканами. Как он и предвидел, продолжение истории последовало незамедлительно.