Я огляделся в поисках бинокля. Его нигде не было, и проверить все издали оказалось невозможным. Тогда я дал полный вперед, держа курс на парусник. Я торопился увидеть людей.

Можно знать о стране все — географию, экономику, науку, вооружение, литературу, но пока вы не видели ее людей, вы не знаете о ней ничего. Вы будете иметь дело с фантомом и ошибаться всякий раз, когда попытаетесь что-то сделать. Я не хотел ошибаться.

К тому же я двести лет не видел человеческого лица.

Парусник приближался с неимоверной быстротой. Я прикинул в уме — горизонт на море километрах в десяти, полный ход моей лодки — сто узлов.

Через три минуты я видел каждый трос на паруснике. И людей.

Они сгрудились у борта, глядя на меня. Руками никто не махал, хотя знать, что я виртуоз в управлении, они не могли — вдруг бы мне пришло в голову врезаться в их парусник? Были там и белые, и два негра, и азиаты. Я взглянул на капитанский мостик — стоявшие там тоже смотрели на меня. Я сбросил ход.

Мне снова стало как-то не по себе. Парусник, капитан, дисциплина, подчинение… Все это совсем не вязалось с моим представлением о будущем, ведь я идеалист в глубине души, что делает меня особо опасным в идеологических спорах за кружкой пива.

Лодка управлялась чудесно. Мне удалась великолепная фигура — разворот на торможении, и через несколько секунд я подошел к борту парусника, держа параллельный курс.

И, конечно, перестал что-либо видеть. Рубка едва поднималась на полтора метра над водой, борт же парусника был куда выше. Пришлось реагировать.

Настроив автопилот на параллельный паруснику ход, я вылез на палубу.

Оттуда было видно куда больше. Едва моя голова показалась из люка, как в лицо пахнул свежий морской воздух, а в уши ударил после подводной тишины даже чересчур громкий звук — смесь волн, ветра и голосов. Я понял, в какой духоте сидел до сих пор. Со мной уже говорили — перегнувшись через фальшборт, три человека вопросительно смотрели на меня, широко улыбаясь. Трое эти выглядели весьма импозантно — один явный викинг, рыжебородый гигант с голубыми глазами, другой — словно пародийный японец в наших фильмах, сухой подтянутый азиат в круглых очках, третий — европеец в своеобразной, но несомненно стандартной форме — голубые брюки без стрелок и распахнутая голубая курточка с большими внутренними карманами, под которой такая же голубая футболка.

Говорили они на странном языке, и я понял, почему меня так натаскивали именно по языкам — этот язык был смесью английского, французского, немецкого, японского и русского, а построение фраз было совершенно свободным — да, пожалуй, как в русском. Понять этот язык было нелегко — но все-таки я понял, что мне говорят.