Капли дождя барабанили по капюшону плаща, по дну вельбота, по воде за его бортами. Эта барабанная дробь сводила с ума, мешала сосредоточиться. Мачта была сломана. Вёсел едва хватало на половину гребцов. Корабль чудом остался цел. Их маленький быстроходный шлюп с черепашьей скоростью тащился к берегу. Без паруса и достаточного числа вёсел они не могли даже думать о том, чтобы выйти в море. Ночь простёрлась над миром, тучи, клубившиеся неспокойно все эти дни, замерли недвижно, закрыв собою луну. Человек на корме держал фонарь, подвешенный на сломанном весле, освещал путь в полной, почти непроглядной темноте. Но на юго-западе алым рассветным заревом полыхали пожары.

Они шли медленно, одуряюще медленно и долго, боясь многочисленных рифов у берега. Ярослав уже давно не пытался заговорить с ней. Он не успел отдать приказ об отступлении. Не посмел без её на то позволения. А она не смогла. Стояла, заворожённая стенами белокаменной Мадры. Место, где она родилась и росла. Её вечное проклятие. Она хотела бы стереть его с лица земли. И не могла.

Они выжили потому лишь, что их вельбот шёл последним. Схлестнувшиеся волны подняли китобойное судно как какую-нибудь утлую рыбацкую лодчонку и отнесли прочь от берега. С запрокинутого почти вертикально шлюпа падали и исчезали в морской пучине не успевшие ухватиться за скамьи, гребцы. Она растеряла почти всю свою свиту. Она сама осталась цела потому лишь, что пальцы её намертво впились в борт. Она до сих пор сжимала их.

Когда о днище заскрёб, наконец, песок, матросы выпрыгнули, подтянули шлюп к берегу. Опуская головы, переговариваясь тихонько, делая вид, будто не замечают её вовсе, они вынимали туго скатанный парус.

— Мама. — Когда мать и сын остались совсем одни, он тронул её за плечо.

Далеко, за чертой пляжа, было видно, как матросы натягивают меж сосновых стволов треугольный парус, сооружая навес, как рубят мокрый лапник, выстилают им землю и накрывают вторым парусом, поменьше. Они спешили, оглядываясь беспокойно на алые отсветы в облаках. Дождь унимался. Утро обещало быть туманным. Это давало им шанс успеть срубить мачту и вёсла и уйти никем не замеченными. Она отвела взгляд, посмотрев сыну прямо в глаза.

Он отшатнулся.

Она заставила себя улыбнуться. А потом подняла руку — погладить его по голове.

Её муж, человек, которого она любила когда-то, входил во дворец. Не победителем. Побеждённым. Впереди, заслоняя обзор, маячила широченная спина. Идущий был на голову выше Николая. Говорил не оборачиваясь, через плечо:

— Вам принесут чистую сухую одежду. Горячую воду. Еды. Думаю, вы вполне успеете прийти в себя, пока я буду говорить с королём. А после он наверняка захочет видеть вас, ваше высочество.