Свернувшись в позу эмбриона, Дина плавала в одиночестве посреди своей мастерской и слушала непонятный скрежет и писк из динамика своего приемопередатчика. Из всех обитателей Облачного Ковчега она одна знала, что ее семья жива и, вероятно, будет жить еще довольно долго. Единственное, чего она не знала – лучше это или хуже, чем знать, что все они мертвы. Все, что она могла для них сделать, заключалось в последней радиограмме Руфуса – НЕ ПОДВЕДИ НАС. От морзянки не оставалось ни распечаток, ни цепочки мейлов на экране планшета. Она не сможет вернуться на несколько экранов назад и перечитать свой недавний радиообмен с Руфусом. Остается лишь надеяться, что она нашла правильные слова и что Руфус их не забыл и все перескажет остальным сегодня за ужином.

Потом она попыталась скорбеть обо всех, кто умер, но обнаружила, что их слишком много. С эмоциональной точки зрения это было все равно что читать о великой войне, закончившейся сотню лет назад. Возможно, Маркус этого и добивался. Пусть даже внизу еще продолжали умирать люди, следовало заставить себя думать о них, как о жертвах картофельного голода в Ирландии или о жителях Нового света, которых экспедиция Колумба заразила множеством неизвестных им болезней. Жалость, и даже ужас, были уместны. Однако требовалось эмоционально отстраниться от катастрофы. На это у них было семьсот четыре секунды.

Вместо этого Дина стала думать о том, что именно ей следует делать, чтобы не подвести Руфуса Макуори. Ответ был прост и сводился к тому, что делать следует правильные вещи, вести себя с честью и не отступать от кое-каких несложных моральных стандартов. Что-то вроде кодекса поведения для пионеров Дикого Запада. Понять подобный кодекс достаточно легко, хотя придерживаться его будет посложней. Загвоздка заключалась в том, что Руфус Макуори не был ковбоем, и уж тем более – проповедником. Он был шахтером – тем, кто роет, взрывает, строит, заключает сделки. Если он и придерживался при этом простого кодекса чести, то не ради самого кодекса, а чтобы чего-то достичь и в процессе не продать свою душу и не лишиться репутации. Кодекс был лишь инструментом, таким же, как лопата или динамит. Инструменты служили, чтобы строить, а гордость от того, что не подвел, приходила потом – когда можно было разогнуть спину, осмотреть дело рук своих и передать созданное детям. Дина могла провести всю жизнь, ни разу не нарушив данного слова, оценивая каждого по делам его и все такое. Безусловно, Руфус бы это одобрил. Однако хотел он от нее все-таки другого. Всего в нескольких словах он поручил ей взяться за дело во имя будущего.