Аида насмешливо покачала головой:

– Ты совсем забыла про человеческий фактор. Потому-то ты и плохой лидер. Потому тебя и заменили Маркусом, пока власть была у тех, кто хоть что-то соображал. И потому мы в конце концов здесь и оказались.

– Оказались, причем в полной безопасности, – согласилась Айви. – В отличие от тех, кто пошел за тобой. Эти все мертвы.

– Они мертвы, – сказала Аида, – а я жива, и вижу, чем все кончится: вы запрете меня в капле, чтобы я производила для вас генно-модифицированных младенцев, а вы их будете у меня отбирать.

И она разрыдалась.

– Она совсем как я, только в худшем варианте, – пояснила Джулия. – Видит множество вариантов – большинство, учитывая текущую ситуацию, довольно мрачные – и поступает соответственно.

– Неожиданный для тебя уровень самоанализа, Джулия, – заметила Мойра.

– Ты и понятия не имеешь о моем уровне самоанализа, – отрезала та. – Большую часть жизни я провела в состоянии клинической депрессии. Одно время принимала лекарства. Потом прекратила. Прекратила потому, что лекарства делали меня дурой, и я решила – пусть лучше мне будет плохо, но дурой я не буду. Я – это я.

– В определенной степени депрессия обусловлена генетически, – сказала Мойра. – Хочешь, я сотру соответствующие гены у твоих детей?

– Ты меня прекрасно слышала, – ответила Джулия. – И всем вам теперь известно, какое я приняла решение. Страдать, раз от этого есть польза. Общество погибнет, если в нем не будет таких, кто, подобно мне, видит разные сценарии. Позволяет им разыгрываться без ограничений у себя в голове. Предвидит наихудшие варианты. И принимает меры, чтобы до них не дошло. Если цена всего этого – цена того, что твоя голова переполнена мрачными предчувствиями, – страдание, то так тому и быть.

– И ты хочешь такого для своего потомства?

– Разумеется, нет, – сказала Джулия. – Если бы только была возможность получить одно без другого – дар предвидения без боли, – я бы ни секунды не колебалась.

– Людей с такой ментальностью нам нужно совсем немного, – заметила Фекла. – Если перебрать, будет Советский Союз.

– Мне сорок семь, – сказала Джулия. – Если повезет, я рожу еще одного. Остальные могут штамповать детей лет двадцать. Сами посчитайте соотношение.

– Поразительно – мы уже соревнование устроили, – простонала Камила. – Простите, что я вообще завела этот разговор.

Тут общее внимание привлек резкий стук.

Все повернулись к окну «банана». Оно было не слишком большим – размером с тарелку. Последние три года по другую его сторону был лишь лед, так что о его существовании успели забыть. Однако сейчас сквозь окно был отчетливо виден окружающий пейзаж – что, впрочем, скорее способствовало головокружению.