– Вот оно что. И что же ты выбрала? Наделать умненьких детишек – и все прямые, как гвозди?

– Как ты догадалась?

– Интуиция.

– А ты, Дина?

Дина услышала в голосе подруги первые нотки беспокойства. Она бросила взгляд на дно ущелья, на беспомощно вплавленную в металл колыбель человечества, и на секунду вообразила, как швыряет туда заряд, словно разгневанная богиня – молнию.

Она думала о Маркусе. О детях, которые у них могли быть. Какими бы они стали?

Маркус был в известном смысле тем еще отморозком, однако умел держать себя в руках.

Как Дина на самом деле только что осознала, она выбежала из «банана», шарахнув перед этим по столу, не из-за Аиды. Та ее пыталась спровоцировать, это верно. Однако истинная ярость, которая все это время в ней разгоралась, началась с Камилы и ее слов насчет агрессии. Которые, как Дина теперь понимала, относились не столько даже к ней, как к Маркусу. Сейчас ей хотелось схватить Камилу за шкирку и усадить перед экраном, чтобы та еще раз взглянула на последние минуты его жизни.

Маркус был героем. Дине казалось очевидным, что Камила хотела бы лишить человечество героев. Желание свое она выразила через слова об агрессии. И это тоже было агрессией с ее стороны – пассивной агрессией, которую Дина с ее воспитанием не могла не счесть коварной. И в конечном итоге даже более разрушительной, чем открытая агрессия.

Это и взбесило ее до такой степени, что она не могла больше там оставаться.

– Дина? – снова спросила Айви.

– Я дам начало расе героев, – объявила Дина. – В жопу вашу Камилу!

– Это будет довольно… увлекательно. Сотни лет в закрытых помещениях вместе с расой героев.

– Маркус как-то справлялся, – ответила Дина. – Он был тот еще отморозок, но умел придерживаться правил. Это называется кодекс чести.

Она швырнула взрывчатку высоко вверх.

– Так ты голосуешь «за»?

– Ну да. – Дина смотрела, как заряд постепенно уменьшается на фоне звездного неба. Красные огоньки светодиодного таймера сверкали, словно маленькие рубины.

– Единогласно! – объявила Айви.

Дина поняла, что та сообщает это остальным женщинам в «банане».

«В первый и последний раз», – подумала она.