– Это ясно.
– И вдруг этой грязной скотине вздумалось обокрасть меня! Он припрятал мои книги, Кемп! Наверное, припрятал… Когда мне только удастся его поймать!..
– Лучше всего сначала добыть книги.
– Но где он? Разве вы знаете?
– Он в городском полицейском участке заперт, по своей собственной просьбе, в самую крепкую тюремную камеру, какая только там есть.
– Мерзавец! – сказал Невидимка.
– Но это немного задерживает исполнение ваших планов.
– Нам надо добыть книги, книги существенно необходимы.
– Конечно, – сказал Кемп немножко нервно: снаружи ему как будто послышались шаги, – конечно, нам нужно добыть книги. Но это будет не трудно, раз он не будет знать, что они для вас значат.
– Нет, – сказал Невидимка и задумался.
Кемп старался что-нибудь выдумать, чтобы поддержать разговор, но Невидимка заговорил сам.
– То, что я попал к вам, Кемп, – сказал он, – меняет все мои планы, потому что вы человек понимающий. Несмотря на все, что случилось, несмотря на эту огласку, потерю книг, все, что я вытерпел, все же остаются великие, громадные возможности… Вы никому не говорили, что я здесь? – спросил он внезапно.
Кемп колебался.
– Мы же с вами договорились, – пожал плечами он.
– Никому? – настаивал Гриффин.
– Ни одной душе.
– А, ну…
Невидимка встал и, уперев руки в бока, стал ходить по комнате.
– Предпринять такую вещь одному было с моей стороны ошибкой, Кемп, огромной ошибкой: трата сил, времени, шансов. Один. Удивительно, как мало может человек сделать один. Немножко украсть, кого-нибудь слегка пристукнуть – вот и все. Что мне надо, Кемп, так это пристанище, человек, который всегда мог бы укрыть меня и помочь мне, какое-нибудь место, где я мог бы есть, спать и отдыхать спокойно, не возбуждая подозрений. Мне нужен сообщник. При сообщнике, пище и отдыхе возможно все. До сих пор я действовал очень неопределенно. Нам нужно обсудить все, что подразумевает невидимость, и все, чего она не дает. Для подслушивания и так далее толку в ней немного: шумишь! В воровстве или чем-нибудь в этом роде толк от нее не велик, но все-таки есть. Раз меня поймают, засадить меня в тюрьму вовсе не трудно, но, с другой стороны, поймать-то меня уж очень трудно. В сущности, невидимость хороша только в двух случаях: она помогает бежать и помогает подкрасться. Следовательно, она особенно полезна при убийстве, я могу обойти человека вокруг, какое бы ни было при нем оружие, выбрать пункт, ударить, как хочу, улизнуть, как хочу, бежать, как хочу.
Кемп погладил усы. Уж не двинулся ли кто-то там, в нижнем этаже?