— Значит, ты — гриб, парень. Значит, я гриб.

Обидно.

Мы немного молчим, потом я не удерживаюсь:

— Где ты ее вообще нашел-то?

— В купальнях познакомился.

— Нам же нельзя! Это же запрещено!

— Запрещено, — кивает он. — Ну и что?

— Ну и… И как там?

— Взгляд любопытный один девы прекрасной и юной стоит того, чтобы выговор в дело себе получить. Прикосновение втайне в чаше с бурлящей водою стоит всех штрафов на свете. А за ее поцелуй? С плеч моих рвите погоны. Под трибунал меня, сволочь. Лишь об одном сожалею — не нагрешил на расстрел.

Я сморкаюсь.

— А она… Кьяра твоя… Она правда такая… Особенная? Девятьсот Шестой улыбается:

— Кьяра любит длинные свободные платья — стесняется того, что полнеет. А у меня от ее живота, от бедер ее — голова кругом. И от ее историй — из Индокитая, из Панама, из Африки… Часами могу слушать. Что тебе еще о ней рассказать? Хочешь, познакомлю просто? У нее и подруги есть. Знаешь, там, в новостях, какие кадры встречаются!

— Изыди, сатана, — отвечаю я ему.

— Сам ты сатана! — обижается он.

— Это все всерьез, Базиль! Это все по-настоящему! Очнись! Это твоя жизнь!

— Вот! Жизнь! Жизнь, понимаешь? А не прозябание это. Лучше так — чиркнуть и сгореть, зато почувствовать что-то! Ну! Ты со мной?!

Я смотрю на Тоскану и понимаю: вот оно. Мой второй шанс. То, что я хотел сказать ему, когда нам было по двенадцать, он сейчас говорит мне: «Давай сбежим! Ты и я — вместе мы можем это сделать!»

— Не знаю, — мямлю я. — Не уверен. Мне надо подумать. Давай на следующей неделе выберемся куда-нибудь… Возьмешь текилу свою… Да хоть и эти холмы отыщем… Пикник… И все спокойно обсудим, а? Я не могу так. Не могу так быстро.

— А я не могу ждать. Еще чуть-чуть — и они меня прихлопнут. Надо сейчас. Если ты не поможешь вывезти Кьяру, мне самому придется. Одной я ей ехать не дам.

— Идиотский план!