Идеальное место для убийства, думаю я. Это наверняка ловушка. Меня заманивают — Рокамора, Пятьсот Третий, Шрейер, — чтобы покончить со мной. Все понимаю — и лечу на встречу с Аннели, сломя голову лечу на жгучую лампочку ночного фонаря.

Говорить со мной по комму, объяснить все она не может. Вот адрес, я тебя жду.

Здешние лифты сделаны не для людей: это огромные индустриальные подъемники с десятиметровыми потолками, вокруг грязный толстенный композит, прочней любого металла, вместо створок дверей — настоящие ворота, в которые пройдет карьерный самосвал. Но здешние автоматы-погрузчики — на капотах трубящий мамонт — в них еле втискиваются. Странно даже, что тут вообще есть панель управления на высоте человеческого роста.

Внутри почти полный мрак: роботам не нужен свет, они слепые. Я прижимаюсь к стенкам, чтобы грузовики не раздавили меня своими колесами, каждое из которых выше меня вдвое.

Триста двадцатый ярус.

«Бизон Вилли», — одно из мясных подразделений «Ортега и Ортега Фудс Ко», продовольственного гиганта, который кормит полмира. Вспоминаю их логотип — мультяшный лохматый бык, подмигивающий в камеру. За спиной у Вилли — вольные прерии и закатное солнце. Весь спектр мясных продуктов из бизоньего мяса — сытного и диетического. Включая, кстати, заранее нарезанные стейки для ресторанов. Надеюсь, на триста двадцатом этаже у них не бойни. Бойни, правда, редко теперь встретишь.

Хотя все равно. Пусть бы и бойни. Лишь бы это оказался не обман.

Лишь бы Аннели вправду ждала меня тут.

Пропускаю вперед безглазого циклопа — и вхожу осторожно следом за ним в его пещеру. Это не коридор — это широченный тракт, по которому с оглушающим рокотом движутся черные громады, навьюченные десятками тонн неизвестных грузов. Потолок теряется во мраке, диоды попадаются раз на полсотни метров, я бреду впотьмах вдоль стены, приближаясь шаг за шагом к мигающей геометке на экране моего коммуникатора.

Она позвала меня. Она меня вспомнила и позвала.

Наверное, Рокамора бросил ее. Не захотел растить чужого ребенка.

Я иду по стенке, нужная точка все ближе, я ступаю все медленней. Под ребрами тревожно ноет, вытираю со лба выступившую испарину. Я трушу. Тушуюсь. Что я ей скажу? Как буду кричать на нее, требуя объяснений? Как обвиню ее в том, что она загубила мою жизнь, отняла у меня молодость?

А может, и не было никакого ребенка — вернувшись к Рокаморе, она просто сделала аборт, о котором я ее упрашивал из своей одиночки, и избавилась от пожизненного напоминания о нашем падении, о своей неверности. Или не было ничего вообще, и Шрейер отомстил мне за роман с его женой, подослав ко мне Пятьсот Третьего. Все решится сейчас. Все ответы будут даны.