Камера оказалась обычным помещением с четырьмя стенами, деревянным полом и скамейкой настолько узкой, что спать на ней практически было невозможно, без риска свалиться на пол. Единственное окно, маленькое и расположенное на уровне моей головы, с улицы было забрано решёткой. В это окно я могла любоваться видом куска городской стены и редкими, проходящими по её кромке стражами.

Вот уж никогда в жизни не думала, что окажусь за решёткой! Звучит банально, но так сказал бы каждый и ты, незнакомец, в том числе, если у тебя в прошлом не было таких передряг. От сумы, да от тюрьмы не зарекайся – как же это точно сказано народом издревле. И ведь самое забавное, но не смешное, что загремела я в подобное учреждение не в своё родное время, а в будущем. Вот в чём соль и сахар моих передряг!

Сначала я бодрилась, как могла, говорила себе, что это временно, скоро всё образуется, всё решится. Мои друзья по расчётам моим же, должны были уже достичь Камелота и прибыть в город. Я надеялась на порядочность коменданта, Ворон показался мне человеком благородным, если не происхождением, то воспитанием. Конечно, моя вера в людей не всегда оправдывалась, я так и не научилась разбираться в них. Но моя чуйка шептала мне, что именно этот человек может помочь мне выбраться из чёртовой камеры и сможет устроить встречу с Мэрилин. Я увидела в его глазах, горящих ночной тьмой, нечто колеблющееся перед правилами, что стояли препоной меж его долгом коменданта и желанием обычного человека.

Но время безжалостно двигалось вперёд, солнце стало клониться на запад к горизонту, а в той части здания, где я сидела в зарешёченной комнате, было тихо, лишь окрики караула на стене долетали до моего окна, да шорох отдалённых шагов изредка раздавался в гулком коридоре.

Голод взял своё, когда первые сумерки прокрались в камеру, я не могла больше сидеть или лежать на спине, свесил руки и ноги с неудобной скамьи. Вначале я размеренно прохаживалась из одного угла в другой, затем стала блуждать по периметру комнаты, а затем, мной овладело такое отчаяние и беспокойство, вызванное замкнутым пространством и полнейшим одиночеством, что я заметалась и впала в истерику. Я хотела есть, пить и выговориться. Я хотела выйти на улицу и дышать пусть знойным и влажным, но воздухом, наполненным жизнью. Я хотела сорвать ненавистную решетку с окна и видеть кусок угасающего неба без пересечений. Так много я хотела! А ведь раньше я не задумывалась, что могу о таком желать.

Я вспоминала о Феликсе, не надеясь, что о нём будут заботиться должно. Я вспомнила свою сестру, оставленную в прошлом с покалеченной ногой, вспомнилось мне улыбающееся лицо Кливленда, которого я уже никогда не увижу, равно, как и не забуду. Вспомнились мне мои нынешние друзья, о судьбе которых я ничего не знала, но всем сердцем надеялась, что они спаслись от погони Медрода и благополучно добрались до Камелота. Я подумала о родителях, которых, скорее всего, больше не увижу, и это стало последней каплей. Я беспомощно села на скамью и ревела, ревела, пока истерика не исчерпала сама себя, а дыхание не сбилось икотой.