«И мы стали бы фальшивомонетчиками! – отозвалась Джина. – Как теперь все это объяснить?»

«Мое возвращение? Счастливчик Дон Бервик ожил во время пожара и вышел из горящего дома, но потерял память и рассудок. Через некоторое время память и рассудок к нему вернулись».

«Придется придумать что-нибудь в этом роде, – Джина отвернулась. – Тебе можно доверять? Вдруг ты все-таки снова исчезнешь?»

«Не исчезну… Подожду тебя в машине».

Через пять минут Джина вернулась к машине с саквояжем в руке. «Дональд? – она заглянула в автомобиль. – Дон! Где ты?» Ужасная мысль пронеслась у нее в голове, она похолодела.

«Прямо за тобой. В чем дело?»

«Нет, ничего, – она залезла в машину и захлопнула дверь. – Я просто испугалась».

«Бояться нечего», – Дон завел мотор и включил фары. Машина стала медленно выезжать с боковой дороги на шоссе, повернула в сторону Лос-Анджелеса и стала ускоряться; ее габаритные огни превратились в две маленькие красные точки, мигнули и пропали в ночи.

ПАРУСНИК №25

ПАРУСНИК №25

I

I

Прихрамывая, Генри Белт зашел в конференц-зал, взобрался на возвышение, уселся за стол и обвел присутствующих быстрым проницательным взглядом, не сосредоточенным ни на ком в частности – с почти оскорбительным отсутствием какого-либо интереса к сидевшим перед ним восьми молодым людям. Засунув руку в карман, он вынул и положил на стол карандаш и тонкую записную книжку в красной обложке. Восемь молодых людей молча и неподвижно следили за его действиями. Юноши походили один на другого: здоровые, аккуратно одетые, умные, с одинаково бдительными, слегка напряженными лицами. Все они слышали о легендарных похождениях Генри Белта; каждый строил свои собственные предположения и делал собственные выводы, никого в них не посвящая.

Генри Белт выглядел, как человек другой разновидности. У него было широкое плоское лицо, бугрящееся хрящом и мышцами, с кожей, оттенком и шероховатостью напоминавшей корку копченого сала. Череп его покрывала жесткая седая щетина, прищуренные глаза хитро поглядывали по сторонам, а нос выпячивался бесформенным комком. Белт был человек плечистый, но с короткими тощими ногами – в компании восьми молодых людей он казался рогатой бородавчатой жабой посреди щеголеватых глянцевых лягушек.

«Прежде всего, – начал Генри Белт, расплывшись в редкозубой ухмылке, – объяснимся начистоту. Я не хочу вам нравиться. Если я вам понравлюсь, вы будете удивлены и разочарованы. Потому что это будет означать, что я не заставил вас выложиться до конца».

Откинувшись на спинку стула, Белт разглядывал молчаливых кадетов: «Вы слышали обо мне всевозможные истории. Почему меня еще не выгнали в шею? Неисправимого, опасного наглеца Генри Белта? Пьяницу Генри Белта? Последнее, впрочем – клевета; я никогда в жизни не напивался. Почему меня терпят? По одной простой причине: в силу необходимости. Никто другой не хочет взять на себя мои обязанности. Только такой человек, как Генри Белт, может такое вытерпеть: проводить год за годом в космосе и не видеть при этом никого, кроме полудюжины круглолицых желторотых юнцов. Он с ними улетает, он с ними возвращается. Не со всеми – и не все, кто вернулся, стали астронавтами. Но все они переходят на другую сторону улицы, как только замечают Генри Белта. Стоит кому-нибудь упомянуть Генри Белта в разговоре, они бледнеют или краснеют. Никто не улыбается. Кое-кто из них занимает теперь высокие посты. Они могли бы вышвырнуть меня в любой момент. Спросите их, почему они этого не делают. Они скажут: Генри Белт – кошмарный, злобный тиран. Безжалостный, как топор, капризный, как женщина. Но полет под командованием Генри Белта сдувает пену с кружки пива. Он многих сломал и нескольких убил, но выжившие с гордостью заявляют: «Я прошел подготовку под руководством Белта!»