Помолчал, курил, следил, как дымок тает в холодеющем вечернем воздухе. Я тоже молчал, онемелый и опечаленный как нельзя более. Где ты, человек? Куда ушел? Почему нет тебя и уж не будет вовеки, а ведь давно ли сидели тут на этом берегу, у костра… Не хотелось ни говорить, ни спрашивать…

— Мне, конечно, за этим Ленькой не поспеть, — заговорил мужичок. — Он молодой, проворный был, даром что горбатый…

«Далось ему!» — с раздражением подумал я.

— Один он был, — продолжал меж тем мужичок, — а у меня, видишь, семья, внуки. Сам, можно сказать, инвалид. В трудармии мне ногу лесиной раздавило. Лес мы в войну резали. И сыграла мне лесина прямо комлем. В обход верхом больше езжу. Ну и жалованье невелико. На питанье… Туда-сюда… Глядишь — денег нету. Прирабливать приходится. Я, видишь, плотник, дак когда избу кому срублю, баню, амбар… Тогда баба заместо меня за лесом наблюдает али дочь… Ничего, пока не пакостят шибко-то. Поди возьми картины-то, — закончил он, подымаясь с бревна.

Прошли в гнилой, обгорелый сарайчик. Худая крыша насквозь просвечивала. Тут, в полумраке, среди сенных вил, граблей с выломанными зубьями, старой сбруи и банок с дегтем были прислонены и разбросаны покоробленные дождем и снегом этюды. Я брал один, другой, третий — все были безнадежно испорчены: картон вздулся, размок, краски отслоились, местами осыпались до грунта.

Взял самый маленький картон, наиболее уцелевший, — осина, тихо шумящая на ветру.

— Бери, бери, — охотно предлагал мужичок.

Мне захотелось пройти в деревню на могилу Леонида, но то ли не было у лесника времени, то ли по другой какой причине идти со мной он отказался, ссылаясь на ревматизм и хромоту. Зато долго, подробно объяснял, как пройти самому, где взять на левую руку, где на правую, где покажется осинничек, где пихтарничек. Тут же он выразил и сомнение: не найти тебе, парень, пожалуй…

Я заночевал на кордоне и наутро ушел прямиком по болоту. Пересек кочкарник, дошел до опушки, оглянулся. Уже далеко остался Балчуг. Предвечно синели за ним увалы. Светлело Щучье. Дул ветер, и лист летел с берез. Небо ветрилось, яснело. Высокие дороги пролегли там к солнцу, на восход.

1967 г.

Борис Галязимов КАК ПОГИБ ЕРМАК? Повесть-исследование

Борис Галязимов

КАК ПОГИБ ЕРМАК?

Повесть-исследование

Легендарная личность Ермака всегда привлекала внимание читателей. Литература о нем — специальная и художественная — насчитывает тысячи названий. И все же многое о судьбе Ермака, в истории его похода до сих пор остается неясным, не раскрытым до конца. В частности, справедливо указывается на разноречивые свидетельства историков о гибели Ермака. Где именно он погиб — в Иртыше, Тобольске, Вагае? При каких обстоятельствах? Где похоронен, какова судьба его знаменитых панцирей? Тюменский журналист Б. Галязимов в предлагаемом очерке сделал попытку сопоставить эти разноречивые мнения. (От редакции «Уральского следопыта»)