– А, это вы! Что ж, тогда вам и начинать… Я уже и не помню, кто кого должен был навестить: вы меня или я вас… Всего не упомнишь! Да это и не важно. Вы пришли изучать язык стиков, не так ли?

– Но как вы догадались?

– Я много чего знаю, Лапрад, но предпочел бы этого не знать… или иметь возможность забыть! Нам осталось всего четыре с половиной месяца, а язык иухи труден. Но я успею преподать вам основы, и вы сможете продолжить обучение сами, когда я… когда меня не станет. Где вы были все это последнее время?

– Ходил с Жюлем Тибо в разведку к отрогам гор Судьбы. Похоже, там есть богатые месторождения.

– Вы правы. Я и сам там бывал и заходил даже дальше, чем вы, – за первую горную цепь и даже за Барьер! До безымянного притока реки Фаво, которая южнее впадает в Сарро. Уж лучше бы я тогда переломал себе ноги!

– Почему? И почему вы не оставили в конторе записей, раз уж зашли так далеко? Ведь еще никто другой не обследовал этот район и…

– Не стоит расспрашивать меня об этом, Лапрад, – я все равно не отвечу! Перейдем лучше к языку, ради которого вы и явились. Прежде всего в нем семь времен…

Более необычных языковых уроков в жизни Тераи еще не было! Обладая определенной предрасположенностью к этому, он говорил на шести земных языках, но иухи действительно оказался весьма трудным, а Макгрегор – странным учителем. Порой он мог часами объяснять какое-нибудь сложное время, но чаще предавался воспоминаниям о своих геологических разведках на Офире II или других планетах.

У Тераи это недовольства не вызывало, – напротив, он был даже рад подобному «обучению», так как черпал из рассказов старика массу полезных сведений. Слабо разбираясь в современных теориях тектоники или оруденения, Макгрегор досконально знал все, что касалось практической геологии. Иногда он останавливался на середине фразы, какое-то время смотрел перед собой в пустоту, затем спохватывался и продолжал рассказ, никогда и ни в чем не ошибаясь. Но однажды, выйдя из транса, он выругался, а затем сказал невыразительным тоном:

– Видишь ли, малыш, я точно знаю, что умру семнадцатого января две тысячи двести двадцать четвертого года, в восемь часов двадцать пять минут, но не знаю, как именно. И вот это-то – сущий ад! Он мог бы мне рассказать, мерзавец! А может, и рассказал, а я просто забыл?..

– Кто – он? – поинтересовался Тераи.

– Этого я тебе не скажу! Как знать, вдруг тебе – а ты, я вижу, такой же сумасброд, как и я, – тоже захочется узнать, что тебя ждет? Есть в этом что-то притягательное… Послушай старика: как только твой контракт закончится, вали подальше с этой планеты – в небе их полным-полно!