Где-то в прериях, где-то в Миннесоте Уильям и Хелен на своем пути в Миннеаполис, куда отправились вдвоем вдогонку уже ушедшего полка, повстречали дакотов, непонятно, то ли дружественных, то ли враждебных. Хелен посмотрела на своего Уильяма. На его капитанские погоны. Вспомнила детство. Вспомнила Сколкза Крылатого Сокола, который упорно и непоколебимо ненавидел ее брата. И почувствовала, как дрогнуло и похолодело сердце. Как земля уходит из-под ног ее мустанга. Наверное, она даже и не думала, что так любит своего мужа. Наверное, даже и не представляла. Вот почему люди тогда больше не женятся и не выходят замуж.
Хелен поняла. Ты ведь теряешь своего товарища. Своего друга. Свою душу. Это ведь недаром так сказал Иоанн Златоуст:
– Я не подумала, мне надо было тебя одеть в дорогу в какой-нибудь из оставшихся костюмов Ната, – не удержалась она от горького высказывания. – Вы ведь с ним одного роста. А тогда ты бы сошел за друга индейцев, и мы сейчас были бы в большей безопасности.
– Почему мы должны из всего делать трагедию, Хелен? – заметил Уильям. – Пускай получилось как получилось. Что уже теперь?
Хелен невольно улыбнулась. Какой он отважный и просто спокойный, Уильям. Придвинулась ближе к нему. И спокойно посмотрела на прерии. На приближающуюся группу индейцев. Странно, но ярости не было. Отчаяния не было. Была только тишина, звенящая тишина, когда все просто и понятно, и есть стойкость. Через печаль. Щемящую сердце и щемящую глаза печаль. Но все равно.