– У меня нет ответа на твои вопросы, – стал оправдываться я, – каждый день задаю их себе. Поэтому и приехал. Мне нужно извиниться.
Ида несколько секунд сверлила меня ледяным взглядом синих глаз, а затем сказала:
– Ладно, – она указала рукой на подсобку, – Юнона там. Даю тебе десять минут.
– Спасибо.
Подсобное помещение было не больше нашего с Максом кабинета. Пахло смесью сырости, грунта и каких-то цветов. Вся комнатушка была заставлена стеллажами с растениями разных видов. На полу стояли большие, на полках – поменьше. За мебелью Юноны не было видно. Я осторожно ступал между полками, стараясь ничего не задеть. Наконец, за одним из стеллажей оказался стол, за которым сидела Сафи. Она пересаживала небольшие ростки в горшочки побольше. В ушах девушки были воткнуты наушники. От напряжения она прикусила губу.
В старенький деревянный стол был вмонтирован странный источник света с десятком маленьких лампочек.
При виде Юноны желудок сделал сальто. Невольно я стал рассматривать лицо девушки, которое до этого видел лишь покалеченным или на фотографиях полицейских сводок. Синяки уже практически зажили, и где-то внутри моего сознания появилась мысль: Юна весьма симпатична.
Наконец, она заметила меня и подняла взгляд. Несколько секунд она удивлённо смотрела прямо мне в глаза. Короткая стрижка шла ей, обнажая красивые черты лица и делая глаза ещё больше. Они походили на два чёрных ночных неба, в которых сейчас вместо звёзд отражались лампочки. На ней был надет выпачканный фартук и дурацкая растянутая кофта.
– Зачем приехал? – холодно спросила Юнона, вынимая наушники и складывая грязные от почвы руки на груди.
Я почесал затылок, поправил очки и потупил взгляд:
– Хотел извиниться лично. Не могу избавиться от чувства вины за то, как обошёлся с тобой.
Юна не опускала холодного взгляда, зло хмыкнула и ответила:
– Мне не нужны извинения. Я тебе об этом писала. И, ей-богу, – она закатила глаза, – лучше бы ты пристрелил меня в лесу.
– Не лучше, – возразил я.
Она отвела взгляд в маленькое грязное окно, и в подсобке повисла странная тягучая тишина. Мне вдруг стало неловко. Кажется, Макс оказался прав, и решение приехать сюда было настоящим ребячеством. Юнона будто прочла мои мысли:
– Гарьер, я не держу на тебя зла, можешь перестать мучиться.
Я сделал неуверенный шаг вперёд, облокотился ладонями о стол и виновато сказал:
– Спасибо, мне стало легче.
Но это было неправдой. Внутри варились странные смешанные чувства.
– У меня есть ещё кое-что, кроме жалких извинений.