Ответившая на звонок женщина – высокая блондинка с волосами, собранными в пучок, в элегантном костюме, в туфлях на пятисантиметровых каблуках.

– Я и есть Байрон, – объясняет она.

– Это не так, – отвечаю я. – Байрон всегда посылала кого-то вместо себя, это же ясно. Мне бы хотелось поговорить с настоящей Байрон.

– Я Байрон… – снова начинает женщина, но затем умолкает, слушая кого-то или что-то, чего не слышу я, потому улыбается в пространство, качает головой, сбрасывает вызов и уходит.

Через мгновение у меня звонит телефон, и уже другой голос, в котором слышится нечто более зрелое, теплое и реальное, спрашивает:

– Вы та самая дама, что наблюдает за паромным портом с автостоянки?

Я опускаю бинокль, киваю куда-то в пустоту, оглядываюсь, но ее не вижу.

– А вы, значит, Байрон-Четырнадцать?

– Именно так.

– Я отплываю на пароме, отходящем в четырнадцать ноль три, не угодно ли составить мне компанию?

– Мне совершенно безразличны ваши старомодные околичности, whatwherewhy. Мы достигли соглашения, а это уже попахивает злоупотреблением.

– Отплываем в четырнадцать ноль три, – повторяю я. – Я сброшу вам сообщение на тот случай, если вы забудете.

Я сбрасываю вызов. На грубость мне наплевать.

Паром представляет собой катамаран. Небо над головой серое, море довольно сильно волнуется, и когда волна бьет по дну корпуса, нас подбрасывает. Всякий раз, когда это происходит, женщины визжат, а мужчины, возможно, пытаясь казаться невозмутимыми, превращают свой визг в шумное «у-ух» и нервно смеются, глядя друг на друга, когда судно снова выравнивается. Женщины помоложе напоказ вытирают взмокшие лобики. Женственность нынче в моде, женственность хрупка и склонна к хихиканью. Я гляжу на все это и заключаю, что женственность может выпрыгнуть в океан и утонуть.

Ко мне трижды подкатывает мужчина – забыв, что уже предпринимал попытки – и спрашивает, как меня зовут, откуда я и куда направляюсь. В первый раз я говорю ему, что я француженка, морской биолог, еду изучать фауну в Тадохэхэсан, в ответ на что он охает и ахает, садится рядом со мной и принимается нудить. Я отправляюсь на корму, позволяю ему забыть о своем существовании и возвращаюсь на прежнее место, когда он уходит. На втором его подкате я отвечаю, что еду на встречу с мужем, который ждет меня на острове, но это, похоже, его ничуть не смущает, так что на его третьем подкате я заговариваю по-французски и сообщаю ему, что не понимаю ни слова из того, что он болтает, и он, наконец, оставляет меня в покое, а путь не так долог, чтобы он решился на четвертый заход.