Шипя при каждом шаге, я тяжело опираюсь на посох. Не знаю, сколько еще смогу сдерживать время.
Я встряхиваюсь, подходя к машине Ликсу, полный решимости держать себя в руках. У меня все еще есть посох. И магия.
Лицо Джека в заднем окне подобно маске. Дворники застыли на лобовом стекле, летящие с шин брызги дождя замерли в воздухе. Я пинаю бок машины Ликсу, но нога проходит сквозь нее, как сквозь дым.
Бросив посох, я принимаюсь расхаживать перед фарами, от отчаяния дергая себя за волосы.
Я могу заморозить время, и для чего? Что хорошего в самой могущественной магии в мире, если, владея ею, чувствую себя бессильным?
Я тяжело вздыхаю, с удивлением обнаруживая, что в воздухе все еще витает множество запахов: выхлопные газы от машины Ликсу, приторная вонь Хулио Верано, дымный гнилостный запах его Осенней подружки… и что-то еще… резкое холодное мерцание, которое в последнее время витает в воздухе.
Оно исходит от Джека.
Но как это возможно?
Я закрываю глаза и отслеживаю всех по запаху. Хулио Верано уже в четырех метрах отсюда, направляется на запад. Эмбер Чейз не отстает от него.
Ликсу и Джек, Хулио и Эмбер… все они движутся в западном направлении. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, куда именно – на поиски Флёр.
Должно быть, она изменила курс внутри лей-линий. Если все стремятся на запад, ее, должно быть, отклонило от нулевого меридиана. Этот след я могу отследить. Во всем Лондоне найдется не так уж много лей-линий.
Дорого бы я дал, чтобы увидеть выражение лица Джека, когда он найдет не только Флёр, но и меня заодно, поджидающего у любой стазисной камеры, которую им удалось украсть, с выдернутой из розетки вилкой.
Схватившись за бок, я наклоняюсь, чтобы поднять посох с дороги, и устремляюсь на запад, отслеживая исходящий из-под земли электрический гул. С каждым шагом сломанное ребро колет все сильнее, и я ощущаю странную пустоту в сознании – жгучее отсутствие чего-то. Впервые я почувствовал ее в тот момент, когда Флёр исчезла. Ее магия отделилась от моей, как старый пластырь от кожи, вырвалась на свободу, оставив после себя разверстую рану.
Я брожу по замерзшим улицам Гринвича, не зная, куда иду. Просто следую за гулом лей-линии. Поднятый ветром с земли мусор завис в воздухе. В небе сверкает молния. Вокруг ни души. Ни на одном крыльце, ни в одном окне не горит свет. Интересно, так ли будет чувствовать себя мир, когда ему придет конец и останусь я один?