Светлый фон

И, в противоположность Плавтине из ее сна, та, что видела этот сон, знала, на что так сосредоточенно смотрел Виний: перед ними, на видео, снятых домашними автоматами, были остатки Человечества, последняя, скудная группка выживших.

И, в противоположность Плавтине из ее сна, та, что видела этот сон, знала, на что так сосредоточенно смотрел Виний: перед ними, на видео, снятых домашними автоматами, были остатки Человечества, последняя, скудная группка выживших.

– Посмотрите, – сказал он глухо. – Они уходят. Уже к вечеру в мире не останется смысла.

– Посмотрите, – сказал он глухо. – Они уходят. Уже к вечеру в мире не останется смысла.

Плавтина промолчала. Агония начиналась, и многочисленность умирающих еще усиливала ужас. Некоторые вдруг просыпались, и их широко раскрытые глаза блестели от невыносимой боли. Другие, зная о неминуемой смерти, предпочли, чтобы их усыпили – эту миссию поспешили выполнить их слуги.

Плавтина промолчала. Агония начиналась, и многочисленность умирающих еще усиливала ужас. Некоторые вдруг просыпались, и их широко раскрытые глаза блестели от невыносимой боли. Другие, зная о неминуемой смерти, предпочли, чтобы их усыпили – эту миссию поспешили выполнить их слуги.

Финальная фаза начиналась с огромного выброса тепла. Псевдо-вирус начинал работать в полном режиме. Он уже захватил изнутри тело человека и все, что находилось к нему близко. В отсутствие паллиативного лечения одного жара хватило бы, чтобы убить любого смертного.

Финальная фаза начиналась с огромного выброса тепла. Псевдо-вирус начинал работать в полном режиме. Он уже захватил изнутри тело человека и все, что находилось к нему близко. В отсутствие паллиативного лечения одного жара хватило бы, чтобы убить любого смертного.

Болезнь была оружием. Она разрушала все, что на несколько сантиметров приближалось к пациенту, и его самого.

Болезнь была оружием. Она разрушала все, что на несколько сантиметров приближалось к пациенту, и его самого.

Больные начинали умирать – каждый на своем экране, с разницей меньше десяти минут. Плавтина не могла смотреть на всех одновременно, но в любом случае процесс у всех проходил одинаково. Все начиналось с волдырей на коже, которые исчезали, превращаясь в бляшки, после – в раны, которые сперва сочились сукровицей, а после обугливались, источая едкий запах подгоревшего мяса и кератина. Те из больных, что предпочитали оставаться в сознании, начинали кричать, черты их лиц искажались от ужаса. Некоторые хватались руками за лицо, когда оно начинало плавиться и сплющивалось, превращаясь в темную корку. Эпидермис, а потом и дерма в конце концов отклеивались и исчезали, когда вся поверхность тела обращалась в неподвижный пепел, который скоро развеивался от последних конвульсий умирающего.