Но Эсна смотрела на него со спокойным ожиданием, и варианты «Не знаю», «Кусок мяса» и «Поцеловать тебя» явно не были тем, что он хотел ей озвучивать. Хотелось чего-то настоящего, не сиюминутного, не телесного, чего-то, достойного столь серьёзного вопроса.
Ему потребовалось минут пять — всё это время она спокойно улыбалась и ждала — пока, наконец, он с удивлением не вытащил за хвост из глубин своей души желание, о котором даже не подозревал.
Поймав её взгляд, он несколько растеряно спросил:
— Покатаешь меня на своей шхуне, солнечная?
На лице её отразилось удивление, быстро сменившееся рабочим настроем. Она оглянулась взглядом привычного к морским прогулкам человека, сориентировалась в состоянии ветра, неба и моря и решительно кивнула:
— Да, погода позволяет. — Встав, подала ему руку: — Пойдём?
— Прямо сейчас? — удивился он, принимая руку и вставая.
— Конечно, — с улыбкой кивнула она. — Но только тебе придётся помочь мне с парусом, я его в жизни не подниму!
Он замер.
— Не очень хорошо в этом разбираюсь, — смущённо признался он.
— Я подскажу, — легкомысленно махнула рукой она. — Мне только силы не хватает, а так-то я всё знаю.
...на деле оказалось, что всё несколько сложнее, но они справились.
Вечернее солнце золотило морские волны, запутывалось бликами в волосах Эсны, отражалось на лице Грэхарда. Они говорили и говорили — впервые, наверно, — о тысяче совершенно неважных вещей, которые, на самом-то деле, и были важнее всего на свете.
Он никогда не думал, что может быть так хорошо — просто стоять на яхте под лёгким морским ветерком, просто говорить, просто смотреть. Она никогда не думала, что может быть так легко с ним — когда он не хмурится, не бросает грозные взгляды, а улыбается и смеётся так, как это делает всякий обычный человек, катаясь с любимой на яхте.
А потом разговоры перешли в поцелуи, и это были те поцелуи, от которых мурашки идут по позвоночнику и подгибаются ноги.
А потом была ночь, и они разглядывали звёзды, указывая друг другу созвездия, и смотрели на большую круглую луну, которая прокладывала своим светом дорожку по морской ряби.
А далеко-далеко в море, на корабле, который вёз на одного пассажира больше, чем планировалось, этот лишний пассажир смотрел на ту же самую луну, плакал и слагал в своём сердце строки писем, которые так никогда и не решится отправить.
Но, может быть, однажды эти строки станут песней, и долетят до слуха тех, кому они предназначены?
Заключительная глава
Заключительная глава