Вот девчонка обогнула скалу и споткнулась о камень, как будто была не в силах стоять прямо. Мерет, опираясь на высокий посох, поднялась на ноги, заткнула дальновизор за пояс и зашагала по склону холма вниз. Она не могла ошибиться – на худом лице застыло выражение животного ужаса.

Немая от рождения, Мерет не могла окликнуть девчонку; не обладала она и древним Даром мысленного прикосновения. Внезапно ее нога ступила на что-то скользкое в пробивающейся траве, и она вонзила посох в землю как раз вовремя, чтобы удержаться на ногах.

Пастушка вскинула голову и взглянула прямо на Мерет, ее лицо было все так же искажено ужасом. Она вскрикнула и, шатаясь, побежала от скалы прочь, но не к Мерет, а в другую сторону.

Мерет подошла еще не настолько близко, чтобы преградить девчонке дорогу посохом, к тому же она опять оступилась и едва сохранила равновесие. Когда она добралась до уступа скалы, беглянка уже оказалась с другой его стороны – теперь перехватить ее не было никакой надежды.

Грузно опираясь на посох, Мерет упорно преследовала перепуганную насмерть крестьянку, несмотря на предчувствие, острым ножом кольнувшее ее в сердце, отчего она снова едва не упала. Мерет изо всех сил вцепилась в полированное древко, и в нос ей ударил такой дух, что она на миг задохнулась. То был жуткий запах смерти – смерти, от которой исходили тошнотворные миазмы Древнего зла.

Крепнувший ветер вполне мог принести это зловоние с поля битвы, но даже за годы войны Мерет всего однажды сталкивалась с такой невыносимой вонью – она проникала не только в ноздри, но просачивалась прямо в душу, пробуждала бесформенный и безымянный страх. Возможно, физический недостаток – ее немота – обострял и возбуждал все другие ее чувства. Вопрос был совсем в духе Мышки, чьи появления она потом долго вспоминала. Мышка славилась своим магическим Даром и талантом распознавать соотношение между разными вещами.

Мерет упорно продвигалась по следу девчонки, но ее размышления вдруг были грубо прерваны.

Она взглянула вниз, и ее глазам предстало воистину странное зрелище. У ее ног, в мягкой весенней траве, лежала овечья шкура, растерзанная и залитая кровью. Островки пропитанной кровью земли темнели между молодыми травинками.

Мерет осторожно концом посоха приподняла край шкуры и вывернула наружу, чтобы взглянуть на внутреннюю ее сторону. Судя по обилию крови, овцу убили совсем недавно, но нигде вокруг не было видно следов ни лап, ни когтей, ни ног. Более того, с обратной стороны шкуры не оказалось ни клочка мяса. Мерет не знала ни одного животного, которое могло бы убить и освежевать свою жертву таким образом. И где кости? Поблизости не было вообще никаких останков – только шкура и кровь!