— Да, наверное, ты прав. Но везение тоже имеет место быть, я знаю, о чем говорю. Как там наверху?

— Мины, — я был краток.

— Большевики отступают?

— Да.

— У тебя спирт есть?

— Нет.

— Жаль.

Краснов помедлил и, желая высказаться, сбросить с души груз, сказал:

— Знаешь, сотник, а я ведь был за то, чтобы уничтожить твою группу, когда вы золото Кубанской Рады притащили. И я такой не один.

— Я догадывался об этом, Семен Николаевич, и никого не виню. Окажись я на вашем месте, скорее всего, тоже за это выступил. Поэтому обид нет и быть не может. Каждый на своем месте.

— Это хорошо, что ты все понимаешь, и пока мы с тобой без посторонних, хочу еще кое-что сказать.

— Если секретное, то не стоит. У меня в голове уже столько тайн, что иногда страшно становится.

Семен Николаевич еле заметно улыбнулся, по крайней мере, попытался изобразить улыбку, а потом продолжил:

— В этот раз большевиков отобьем, уже почти отбили, и мы получим передышку. Но потом они снова придут, и опять будет литься кровь. Вот только главный враг даже не они. Он внутри. Мы сами между собой постоянно спорим и грыземся. Нет единства и это хуже всего. Одни за веру спорят, другие за форму правления, третьи ищут компромиссы с коммунистами и надеются договориться с Йоськой Сталиным, четвертые уже с англичанами и американцами за нашими спинами пытаются сговориться, а пятые хотят Петра Николаевича подсидеть. Если смотреть снаружи, мы крепки, а если изнутри, сразу видны червоточины. С этим пора кончать, нельзя давать слабину, и потому скоро будет создано Министерство Государственной Безопасности Доно-Кавказского Союза.

Он сделал паузу и я спросил:

— Как НКВД?

— Именно.

— И моя группа перейдет в ведение Госбезопасности?

— На лету все схватываешь. Отдел "Контроль" станет частью МГБ и вы, конечно, тоже. Или ты против?

— Надо посмотреть, что получится, и чем именно новая структура станет заниматься.