Впервые за долгое время в воздухе разлились иные звуки, чем песнь Госпожи. Я заиграл песенку о козле, который влюбился в кобылу.

Бенкей стоял, остолбенев, на пороге, упустив корзину, с которой посыпались овощи, и смотрел на меня.

– Бенкей Хебзагал, – сказал я по-кирененски резким голосом командира. – Донкацу, аскаро! Танцуй, солдат!

Он стоял с открытым ртом и ничего не говорил.

– Танцуй! – заорал я и поднялся, продолжая играть.

Он не сумел отскочить, когда я пнул его в ногу, а потом в другую. Потом я топнул в пол, а он едва успел убрать стопу.

– Нельзя… Резкость… – застонал он, когда я топнул снова.

– Танцуй! – заорал я вновь и отвесил Бенкею очередной пинок.

Он несколько раз закрылся рукой и ударил меня основанием ладони в подбородок. Я уклонился лишь чудом, иначе он вбил бы мне флейту в горло, а Бенкей замер и в остолбенении смотрел на свою ладонь, сложенную в «воловью челюсть».

– Танцуй! – рявкнул я в четвертый раз и подбил ему ноги размашистым пинком, заставляя его подскочить.

А потом мы прыгнули друг другу в глотки. Он выбил мне флейту, я пнул его под колено, но он убрал ногу и ткнул меня ребром ладони в горло, я едва успел заблокировать его запястье и ударить его локтем в висок. Он уклонился и бросил меня через бедро, прямо в стойку из жердей, на которой мы сушили миски. Я покатился, расшвыривая наш нищенский скарб, и пинком подрубил Бенкея.

Мы довольно долго так метались, разнося в щепы бедную хатку, пока не выбились из сил. Он выкрутил мою руку, я другой держал его за горло, и оба мы хрипели.

– Тохимон… – выдавил он.

– Бенкей Хебзагал, следопыт, – выдохнул я, – мы уходим отсюда. У тебя есть одна водная мера, чтобы собрать свои вещи. Я видел на небе огонь. Он указывал на побережье. Видел во сне императора. Хватит всего этого. Мы уходим из долины.

Я вышел наружу, уселся и принялся ждать. Девушка с ногами серны, увидев меня, упустила ведро и принялась кричать, а потом сбежала, передвигаясь длинными прыжками.

* * *

Бенкей вышел из хаты. Он повырывал перья из рук, и теперь из ранок сочилась кровь, но он привел себя, как сумел, в порядок.

Мы двинулись.

Между хибарами, через сад, чьи ветви гнулись от зреющих плодов. Работающие в поле и снующие существа останавливались и смотрели на нас удивленно. А мы маршировали в сторону башни.