Улица вокруг них была полна такими же людьми, делающими примерно то же самое. Никто не обращал внимания и на три фигуры, что таились на крышах, прячась между трубами, словно дополнительные горгульи, – просто потому, что этих-то никто и не замечал.

Как никто не замечал и двух мужчин, сидящих за деревянным столом на вершине ближней стены, отделяющей Каменное Торжище от Каверн: те попивали пиво, купленное у торговца с тележкой: он толкал ее вдоль парапета, поставив на козлы бочонок, и громко расхваливал свой товар.

Они сидели в мрачном молчании над глиняными кубками, глядя сверху на толпу, перекатывающуюся по Каменной улице, что вела к торговым павильонам. Один из них, с ярко-рыжей бородой и в маленькой войлочной шапке с кованым ободком, поглядывал туда, где внизу ртутно лоснилось море, убегал взглядом к линии горизонта.

– Переживаешь о своих? – спросил Драккайнен.

Грюнальди сделал глоточек и кивнул.

– Порой думаю, что неопределенность – хуже всего. Один Хинд знает, что там происходит, а я сижу здесь и ничего не могу сделать.

– Ты делаешь больше, чем мог бы, сидя за стенами Дома Огня. И мне кажется, что своих ты увидишь уже через пару недель. Скоро. Быстрее, чем думаешь.

– Ульф, я доверяю тебе и надеюсь, что ты знаешь, что делаешь. Но когда станет понятно, так ли оно, как ты планируешь, на что-либо другое времени не будет. Все эти песни богов, эти странные жидкости, разговаривающие птички, сияние в небесах и дым – это то, от чего я бежал всю жизнь, а теперь сижу в самом центре этого и молю Хинда, чтобы получилось из этого что хорошее, пусть бы я никогда такого не любил.

– Нет другого способа убрать Песенника, как только песнями богов. Против них недостаточно железа. А я надеюсь, что сумею их обмануть.

– А я – что мы совладаем хотя бы с Багрянцем. Думаю, он сбежит при первой возможности.

– Что-то происходит, – прервал его Драккайнен. И правда, Багрянец перестал гулять вдоль прилавков и присел на ступенях, ведущих к колоннаде. Сидел, как тогда, в камере, но чуть более свободно, опершись о колонну, с лицом, спрятанным в тени капюшона. Рот его был приоткрыт, словно бы он что-то говорил.

Драккайнен прижмурился.

– Он поет, – заявил удивленно. – Вернее, гудит, словно рог или труба.

Грюнальди глянул на Вуко над кубком.

– Ты слышишь на таком расстоянии?

– Да, если сконцентрируюсь, – ответил Драккайнен неуверенно. – По крайней мере, раньше я так умел. Теперь словно бы тоже слышу, а может, оно мне только кажется.

– Не узнаешь, пока не станет поздно, – заявил Грюнальди. – Так обычно и бывает.