Он сделал быстрый разворот через крыло и полетел вверх по Тракерине, вьющейся между лесами и равнинами. Через несколько минут безумного полета над рекой он увидел туман – тот окружал поток и оба берега, полз вглубь суши. Для него тот оставался едва заметным, но каждому, кто приближался к Тракерине, было непросто увидеть что-либо хотя бы и за десять метров.

А на реке, среди тумана, маячили корабли. Десятки и сотни кораблей, продирающихся сквозь густые, будто молоко, испарения, настоящий лес мачт, плывущих вверх по течению. Появлялись и исчезали торчащие вверх волчьи штевни, задранные кормы, слышен был плеск весел, крики экипажей, топот. Гигантский призрачный флот, идущий вверх по третьей реке Побережья, на несколько километров расходящейся с горным поясом, из которого гордо торчал в небо пик, скрывающий Сожженную Берлогу. Река эта представляла собой совершенно нормальный путь эвакуации – возможно, даже более удобный, чем Драгорина. Корабли появлялись и исчезали, смешивались с туманом, порой размывались или обретали странные формы, но никто из следивших за ними с берега, не сомневался в том, на что именно он смотрит.

Все еще оставалась неясной судьба диверсионной группы, но в одном можно было оставаться уверенным: содержимое пифоса, увезенного меж лошадьми, оказалось в воде.

Драккайнен с торжеством сделал две бочки, потом петлю, рванул вверх и сделал еще что-то вроде «кобры Пугачева». А потом полетел дальше.

Настоящие корабли, идущие по другой реке Побережья, полностью тонули в тумане, превращаясь в более густые клубы испарений, едва просвечиваясь сквозь заслон мглы, и нужно было знать наверняка, что вверх по реке идет флот, чтобы вообще суметь его заметить. Последние корабли как раз входили на рейд затянутой белой завесой Змеиной Глотки, а первые уже тянулись в десятке километров вверх по Драгорине.

Он пролетел вдоль конвоя, а потом понесся прямо на северо-восток, к горам, на этот раз совершенно игнорируя реку, туман и отряды Змеев, тянущиеся к Тракерине, которые то и дело перекликались мрачными сигналами, словно воющая волчья стая.

Хотя он искал проклятущую гору в третий раз, снова заплутал среди вершин. Подозревал, что так действует магический камуфляж, которым гора эманировала. Не знал, что там некогда находилось – место культа или что другое, но достаточно было сменить угол зрения, прикрыть глаз, видящий сверхъестественную сторону мира, чтобы массив выполз из-за туч и сделался знакомым.

Когда он пролетал над лагерем, то снова не увидел ничего, но через пару секунд сконцентрировался – и вдруг глазам его открылось плоскогорье, а на нем ряды повозок и множество крохотных человеческих фигур. Грузили мешки, катили бочки, оружие переносили охапками, мало кто шел спокойно – по крайней мере, передвигался трусцой. На всем подворье горели лампы и кипела, несмотря на глубокую ночь, работа.