Так мне показалось.

Потом установилась оглушительная тишина, в которой было слышно, как из окон осыпается хрусталь, а мертвые стали неподвижны, а потом начали валиться на землю. Падали на улицах, звеня доспехами и шлемами, сыпались со стен.

Мы сидели на ступенях, опираясь друг о друга, с лязгом уронив мечи, выпавшие из бессильных ладоней, – и сидели так довольно долго.

А вокруг была тишина. Сильфана посмотрела на меня и крикнула: «Ульф!», а потом мы кинулись к клетке и пустили воду на колесо.

Вот только я уже знал.

Двери наверху не были закрыты. Достаточно было их толкнуть.

На большой террасе дул ветер, посвистывая в углах башни, и отсюда был виден весь город. И тут не было никого.

Только пятно сажи между столбами. Пятно сажи.

Ничего больше.

Я оставил Сильфану на коленях в пепле и подошел к парапету.

Я смотрел на разбитые крыши и поднимающийся в небо дым.

В порту исчез столп воды и ветра, державший каменный диск, – лишь амитрайские галеры колыхались лениво, однако никто не натягивал на них катапульты. Войско стояло на торговых площадях, некоторые садились на землю, и никто не штурмовал опорную стену. Стояла жуткая тишина, а потом показалось обычное солнце и синее небо.

А они ушли. Не было уже Нагель Ифрии или короля Змеев, не было мастера Фьольсфинна, делающего чудеса изо льда, и не было Ульфа Нитй’сефни, Ночного Странника.

А потом с синего неба начал падать снег. Странный, ненормальный снег в середине лета, который не таял и был голубоватого цвета. Снег мне уже приходилось видеть, но этот был особенным. И понял, что это такой снег, после которого рождается новый мир, а старый оказывается позабыт.

– Когда я уходил, – сказал я Сильфане, что так и стояла на коленях в пепле с опущенной головой, – он сказал: «Помните обо мне».

– Я никогда не позабуду, – ответила она глухо.

– Посмотри, – сказал я мягко. – Это мертвый снег.

Она подняла наполненные слезами глаза.

– Значит, я потеряю даже это? Даже помнить не буду?

– Не знаю, – сказал я тогда. – Так говорят, но откуда нам знать?