Как-то сама по себе в голове сложилась фраза: «Мы воюем с племенем». Это значит, что со всем племенем. Если им не хватает ума на то, чтобы оставить женщин и детей, то… тогда с этими неграми тоже что-то не так. А может, им просто не оставили выбора. В любом случае это цели. Пока еще цели: я не вижу сдающихся.

Толпа шла напролом, словно наплевав на все. Было видно, что им пришлось долго бежать, — большинство еле волочило ноги. Открытые рты, измученные лица, кто-то решился на последний бой, а кто-то уже был в панике.

Мы вновь открыли огонь тогда, когда первые ряды оказались на середине брода. Мы использовали все преимущества нашей позиции, лишив последних защитников племени укрытия и возможности маневра. Выстрелы загрохотали с частотой пулеметных очередей, описав правильные дуги в воздухе, рванули гранаты, осыпав толпу мелкими чугунными осколками. С громким треском разорвалась мина — казалось, что брызги крови хлестнули во все стороны.

Племя Горы все равно шло вперед. Мужчины пытались стрелять, останавливаясь и перезаряжая свои чадящие ружья из висящих на плечах патронташей, сзади их подпирала толпа женщин и детей, а с фронта косили пули наших винтовок. Пороховой дым серым облаком тянулся над нашей позицией, в ушах звенело от выстрелов и воплей избиваемого племени. Ответный огонь становился все слабее и слабее, последние стрелки были ранены, испуганная толпа подалась назад, а оттуда, похоже, напирало наше подкрепление — там тоже слышалась стрельба. Бой превратился в избиение.

* * *

— Ну ты даешь, — сказал Слава, молодой и конопатый фельдшер, пошедший с нашим отрядом, рассматривая черноту вокруг раны.

— А что?

— А то, что спешить надо, — сказал он. — Если бы ты вчера с этим пришел, проблем бы не было, а сегодня…

— Что сегодня? — уже не на шутку испугался я. — Говори нормально, а то все умный вид напускаешь, а по делу ни слова.

— Змея тебя куснула — бородатая гадюка, — сказал он, направив длинный худой палец на мою рану. — Вот эта чернота — некроз тканей. У нее яд такой — вроде и не травит, и даже болит не сильно, а ты помаленьку разваливаться начинаешь. Неделю так проходишь — останешься без ноги. Почернеет и начнет кусками отпадать, понял?

— Я никакой змеи не видел, — ушел я в отказ. — Я специально смотрел.

— Она маленькая была, — ответил он, разглядывая рану в лупу. — Поэтому даже пасть получилось открыть не очень широко, в тебя всего один зуб вошел. И еще у нее яда было мало — опять же потому что маленькая. Была бы большая — ты бы сейчас тут не духарился, а скулил бы, глядя, как с тебя мясо отваливается.