Не знаю, сколько меня штопали, но очнулся я от свежего ветерка и звука негромко плещущейся у борта воды. Огляделся — я на палубе. В рубахе, но без штанов, нога туго перемотана белоснежным бинтом.

— Очнулся? — послышался голос Василя.

— Вроде бы, — обернулся я к нему. — Слава где?

— К отряду отбыл, — кивнул он в сторону берега. — А с тобой все нормально будет, сказали. Лишнее отрезали, нужное стянули. Шрам только будет, говорят. Ну и дураком тебя назвали, не обессудь.

— Чего это? — не очень искренне возмутился я, потому как думал о себе примерно то же.

— Сразу надо было в город, как черноту увидел, — ответил он, поднимаясь с палубы и пересаживаясь на канатный ящик. — Такое только от укуса бородатой бывает — даже дети знают. Видать, тебе и вправду сильно память отшибло.

— Да не было у нас бородатых гадюк, как мне кажется, — изобразил я работу мысли на лице.

— Ну вот и познакомился, — усмехнулся Василь.

— Ты мне вот что скажи, — начал я, попутно подтянув к себе ранец и вытащив из него штаны. — С племенем что?

— С племенем? — переспросил он. — С племенем все хорошо: нет больше племени.

— Как нет? — удивился я. — Я же сам видел, что, как мужиков постреляли, остальные начали падать и пощады просить.

— Ну да, начали, — кивнул Василь. — Баб молодых и детей сейчас соберут, отгонят в Новую Факторию, там всех осмотрят и по дальним островам развезут — всех в разные места. Детишек, какие не порченые еще, сразу в школу. Вообще в степь еще сколько-то негров смылось… но немного, там их тоже хорошо прижали. Угрозы не будет больше, это точно, пока дороги безопасны будут.

— А кто постарше?

— Прогонят, толку-то с них, — махнул он рукой. — Пусть живут как хотят, угрозы уже нет — племя вымерло.

— А выживут?

— Не знаю, — равнодушно ответил Василь. — Если жить будут тихо, то, может, и выживут. Но вряд ли: туда другие племена придут наверняка, добьют всех.

Так, а вот и суровая действительность. К этому тоже привыкать надо — как я понимаю, «век гуманизма» здесь пока точно не наступал, пока сплошной практицизм. С другой стороны… грабили и убивали их мужчины в пользу всего племени, и все племя этим пользовалось. А теперь все племя и отвечает: вопрос решен радикально, зато наверняка. Гуманизмом здесь и не пахнет, а пахнет коллективной ответственностью. Людей диких, тех, о которых преподобный Савва сказал: «Но что делать с теми, кто далек от дома нашего Закона и кто презирает его? Теми, кто руководствуется простым инстинктом: хочу — дай. Не даешь — украду. Не могу украсть — убью и возьму». На них ведь, таких простых, только простые меры и действуют. Вот такие, как сегодня. Или как взять всех — и выселить. По крайней мере, в те времена, когда власти умели поступать так, проблемы решались. А потом они только заметались под ковер или накапливались, но не решались никогда. И ты узнаешь, что вроде ты и у себя дома, но уже ни разу в нем не хозяин из-за пригретых таких вот наивно-вороватых, маленьких, но страсть каких гордых народов, скорее даже племен. Которых почему-то нельзя обижать.