– Слушай, я могу подождать. Съездишь в поселок, позовешь кого-нибудь на помощь.

– До поселка десять километров. Хочешь здесь замерзнуть?

– Не так холодно.

– В таком снегопаде я тебя не найду. Так что молчи и держись крепче.

И он снова потащил меня к жилью.

Не знаю, как долго продолжалось это блуждание под снегом. Лес мрачно молчал. Пороша съедала все звуки, кроме мягкого, ленивого шелеста тяжелых хлопьев по нашим курткам.

Небольшое происшествие, не слишком удачная лыжная прогулка могла бы закончиться для меня весьма печально, как, собственно, многое в нашем мире, если бы рядом со мной не было одушевленного.

На лыжи Уолта наметало целые сугробы, и время от времени он останавливался, чтобы стряхнуть их. А затем опять двигался вперед. В какой-то момент этого бесконечного похода я понял, что перед моими глазами вновь начинает темнеть. И Уолтер, словно зная это, сказал, отвлекая меня от боли:

– Если бы я ехал первым, тебе пришлось бы нести меня. Какой-то умник положил кусок арматуры поперек тропы, и ее слегка присыпало снегом. Со стороны незаметно. Видимо, кто-то посчитал чрезвычайно смешным, если лыжник влетит в нее с разгона.

– Уолт… спасибо.

– Ну да, благодари меня за то, что я не бросил тебя в лесу ночевать под снегом, – хмыкнул он, прекрасно зная – я сделал бы для него то же самое, что он делал для меня сейчас, не сомневаясь и не раздумывая…

Дни поздней осени короткие, и скоро стало темнеть. Сумерки окутали стволы деревьев. Под ногами стелились глубокие тени.

Уолт старался прибавить шаг, но не мог двигаться быстрее. Я заметил его утомление и сказал:

– Давай я попробую идти сам.

Он дернул головой:

– Прекрати. Я справлюсь. Побереги силы. У тебя нога сломана.

– Ты говорил, растяжение.

– Ошибся.

Следующий час тянулся в чередовании монотонного движения и коротких перерывов на отдых. Уолтер стянул с головы лыжную шапку, и белые хлопья тут же засыпали его рыжие волосы…

Наконец впереди показались огоньки поселка, влажные хлопья, падающие с неба, стали редеть.