Видение… или реальность, теперь никто из нас не мог бы сказать точно.

На миг мне почудилось, что это кальгаспор – похожая на человека форма из спрессованного годами снега. Но на широкие плечи легли отсветы заходящего солнца, и под каменной кожей четко проступил рисунок мускулов и вен – его тело теперь казалось вырезанным в белом камне с едва заметными прожилками.

Если горы я мог бы сравнить с хаосом, который постоянно щетинился острыми сколами, нагромождался ледяными глыбами и рушился глубокими трещинами, то это существо было воплощением гармонии и порядка.

Зрение, искажаемое высотой, приобрело наконец четкость, и я смог разглядеть лицо гиганта. Выразительное, с остро выступающими скулами и тонким носом, словно выточенное талантливым скульптором.

Ощущение несовместимости двух реальностей стало оглушающим. Я как будто погрузился в свой давний сон… Каменные фигуры, лежащие на земле и медленно разрушающиеся. Одна из них поворачивается ко мне, и я узнаю в ней черты моего друга.

Это было нелепо, бессмысленно, дико, но я спросил:

– Уолт?..

– Нет.

Раскатистый звук его голоса пронесся над нами, словно гул отдаленной лавины.

– Я не тот, за кого ты меня принял. Но могу взять облик любого, чья душа скрыта в источнике.

Его глаза, напоминающие цветом кайлатские топазы чистейшей воды, внимательно смотрели на меня, пронизывая насквозь.

– Я охраняю запретное место, которое ты искал. – Он наклонил голову, и каменные волосы, освещенные кайлатским солнцем, вдруг приобрели знакомый мне рыжий отсвет. – Но тебе душа не нужна. Она у тебя уже есть. Зачем ты пришел?

– Открыть источник. Я хочу, чтобы все люди получили души.

– Все?..

Смех хранителя был похож на шорох осыпи, когда один камень бежит за другим неудержимым потоком.

– Такого у меня еще никто не просил. Значит, ты пришел, чтобы спасти всех блуждающих в темноте, бездушных, жестоких, примитивных, алчных? – Свет в зрачках хранителя на миг погас, превращая их в две темные дыры в камне.

Рядом прозвучал громкий выдох Тиссы, услышавшей подобные обвинения.

– Это не так, – ответил я. – Люди ничего не знают о справедливости, привязанности и щедрости. Они как дети, которых не научили любить и сопереживать. Они не виноваты в том, что родились такими.

– Когда-то у всех были души, – мягко произнес он, глядя на меня сверху вниз, и уточнил: – У каждого. Но люди с такой легкостью топили их в собственной грязи лжи, лицемерия, убийств, лени и равнодушия, что те стали покидать их. Зачем навозным червям эти искры света – они и так могут рыться в своей сточной канаве.