Вскоре мы подошли к мосту; костюмов химзащиты на месте не оказалось — там, где был тайник, остались разворошённые ветки да листья. Не буду врать, что ожидал чего-то другого, но была-таки, надежда.

Барачники намного опередили нас. В лесу нынче беспокойно, надежда лишь на то, что это их задержало. Может, да, а, может, и нет, они идут по железке, и, скорее всего, уже вышли из леса, а нам теперь придётся полоскаться в болоте.

Шоссе, деревня, где возле дома, в котором мы провели ночь, разбросаны обглоданные падальщиками кости волколаков, снова лес, и болото.

Похоже, волкам известен короткий путь через топи. Мы ещё не выбрались на берег, а волки поджидают нас там, где рельсы выныривают из воды. Теперь я хорошо их рассмотрел — это крупные, очень крупные звери. Они больше не хотят прятаться, сбились в кучу, бока вздымаются и опадают. Мокрая шерсть, раззявленные пасти, алые языки и желтоватые клыки.

— Не вздумайте стрелять, — забеспокоился я, и, поспешно выбравшись из болота, пошёл к волкам. На меня уставилось восемнадцать хищных глаз, горящие взгляды выморозили внутренности, но я не остановился. Когда я приблизился, звери нехотя потрусили в лес, и только когда они ушли, люди решились выйти на берег.

Я решил, что буду делать дальше, и теперь обрадовал товарищей:

— Идите без меня.

— Что случилось? — опешил Степан.

— К чужакам собрался? — догадался Партизан. — По Настёнке своей заскучал?

— Сообразительный! — сказал я. — Ты умеешь слушать лес, вот и послушай, может, смекнёшь, что к чему.

— Да я бы послушал, я бы послушал… — ответил лесник, и, помявшись, спросил: — У тебя есть хмель? Без него я глухой.

— Что ж сразу-то не сказал? — я отсыпал Партизану несколько шишек. — В общем, так, звери вас не тронут, вы только сами к ним не лезьте. И пасюкам не попадайтесь.

— Что встали, орлы? Пошли, — лесник слегка повеселел: ему больше не придётся выполнять дурацкие приказы спятившего молокососа, теперь вокруг лес, а Партизан главный. Привычная роль в знакомых декорациях. А, может, всё проще, и человеку для счастья не хватало пары шишек хмеля. Несколько дней жизнь в нём поддерживалась дурманом. Вдруг, теперь он без этого коварного зелья и вовсе не сможет?

Я баламутил ногой болотистую жижу, которая в этих местах заменяла почву. В сапоге хлюпало. Я задумчиво посмотрел вслед уходящему леснику, и, не удержавшись, окликнул его. Партизан остановился, и, оглянувшись, спросил:

— Чего тебе?

— Ты заметил, что больше не хромаешь?

— Иди ты лесом! — ответил Партизан, а сам притопнул покалеченной ногой, на лице промелькнуло изумление, и лесник, махнув рукой, бросился догонять ушедший вперёд отряд.