Джеймс знал, что это невозможно. Его мечты о жизни с Грейс всегда были отвлеченными, абстрактными. Представив себе, как приводит ее в дом на Керзон-стрит, Джеймс вдруг понял, что, обставляя этот дом, он ни разу не подумал о Грейс. Он исходил только из вкусов Корделии и своих собственных. Ему даже в голову не пришло купить то, что понравилось бы Грейс, – он просто понятия не имел о том, что́ она любит, чем увлекается.

Браслет вдруг показался ему холодным, как лед, и тяжелым, словно свинцовый обруч.

– Довольно, – пробормотал он. – Нечего сейчас говорить об этом. Мы пришли на Базар для того, чтобы искать ответы на наши вопросы.

– Я не могу больше спокойно смотреть на то, как ты губишь свое будущее! – воскликнул Мэтью. – Ты ведешь себя нелепо… ты окончательно утратил здравый смысл и не желаешь слушать голос разума…

– А ты, выходит, оплот здравого смысла и олицетворение разума? – не сдержался Джеймс. Он знал, что характер у него вспыльчивый – в этом он походил на отца. И вот сейчас от гнева у него даже потемнело в глазах, а во рту почему-то чувствовался привкус крови. – Мэтью, ты же пьян. Ты вообще не соображаешь, что говоришь.

– Я все прекрасно соображаю, в отличие от тебя, – огрызнулся Мэтью. – In vino veritas…

– Не надо мне твоей латыни, – оборвал его Джеймс. – Если бы ты был трезв – кстати, редкое явление, – ты никогда не стал бы всерьез говорить со мной о любви и поучать меня насчет того, как следует обращаться с женщинами. Все, что ты знаешь о любви, – это пошлый флирт, пьяные заигрывания да парочка неудачных любовных связей. Взгляни мне в глаза и скажи, что есть человек, которого ты любишь больше, чем эту бутылку.

Лицо Мэтью стало очень бледным. Джеймс вдруг с досадой осознал, что нарушил негласный договор: никогда не обсуждать с Мэтью проблему спиртного. Ему казалось, что лучше не упоминать об этом, чтобы не обострять отношения, он почему-то верил, что друг со временем образумится, остепенится и все пройдет само собой.

Мэтью размахнулся и изо всех сил швырнул бутылку в кирпичную стену. Все произошло так стремительно, что Джеймс не успел его остановить. Во все стороны полетели стекла, Мэтью инстинктивно отпрянул, но один осколок все же вонзился ему в лицо, чуть пониже глаза. Он вытер кровь тыльной стороной руки и повторил:

– Я не намерен смотреть, как ты губишь свое будущее. Но если ты не любишь Корделию, ты должен позволить другому мужчине любить ее.

– Знаешь ли, я при всем желании никак не смогу этому помешать, – сказал Джеймс. – А сейчас дай мне взглянуть на твою руку, Мэтью…