– Надеюсь, что «пифос» ему пригодился, – заметил Кристофер и сунул руки в карманы. – Хотя я до сих пор не могу понять, зачем кому-то может понадобиться предмет, забирающий руны и переносящий их на другого человека.

– Ты это о чем? – удивился Мэтью. Когда Кристофер рассказывал ему о своей научной работе, он часто чувствовал себя тупицей, но на сей раз друг явно перетрудился и путал фантазии с реальностью.

– Вот посмотри, – продолжал Кристофер, – если ты Сумеречный охотник, ты можешь просто нанести руны самому себе, а если ты простой человек, то тебе нельзя наносить руны, иначе ты станешь Отреченным…

– Да-да, все верно, но о чем ты, я не понимаю!

Кристофер снова испустил тяжкий вздох.

– Мэтью, я знаю, что было уже очень поздно, когда ты вчера вечером приехал на Гровнор-сквер, но тебе следует хоть иногда слушать мои объяснения. Это все-таки связано с расследованием убийства.

У Мэтью внутри что-то оборвалось от ужаса.

– Я не был вчера вечером на Гровнор-сквер.

– Как это «не был»? – возмутился Кристофер. – Ты пришел, постучал в дверь, сказал, что Джеймсу нужно демоническое стило, и я отдал его тебе.

Мэтью стало по-настоящему страшно. Он отвез Люси в ее лавку, в первом часу вернулся к себе и остаток ночи провел у камина в компании Оскара и бутылки бренди. Если бы его занесло в отцовскую лабораторию, он бы такое наверняка запомнил.

– Кристофер, я не знаю, кому ты ночью отдал стило, – в тревоге воскликнул он, – но это был не я!

Кристофер побелел.

– Но я не понимаю. Это был ты, я уверен. Выглядело это существо в точности как ты. Но если… о боже, кому же я тогда я отдал стило? И что теперь будет?

Томас задыхался. Меч был тяжелым, необыкновенно тяжелым, но еще он причинял боль. Томасу казалось, будто дюжина, нет, тысяча крошечных игл пронзила его грудь, легкие, сердце. Вдруг он обнаружил, что произносит какие-то слова, хотя не собирался ничего говорить; и он понял, почему Маэллартах используется для выяснения истины. Сопротивляться ему было невозможно. Он услышал собственный хриплый голос:

– Нет. Я не убивал Лилиан Хайсмит.

Шарлотта вздохнула с облегчением. Инквизитор что-то сердито пробормотал себе под нос. Если Алистер что-то и сказал, Томас этого не слышал. Уилл продолжал небрежным тоном, словно желая узнать, что Томас ел на завтрак:

– Ты убил Бэзила Паунсби? А Филомену ди Анджело? А Элиаса Карстерса?

На этот раз Томас был готов к боли. Боль возникает из-за сопротивления, решил он. Оттого, что он пытается сохранить остатки свободной воли. Он расслабился, смирился с тем, что язык его выговаривает слова независимо от его желания.