Светлый фон

– Ну вот, я в порядке. Теперь вы можете оставить меня. Всего доброго! – сказал он, сел в кресло и потерял сознание.

Я оказался в непростом положении. Парень так плохо выглядел, что я, честно говоря, испугался, уж не умер ли он. К счастью, через какое-то время губы его задрожали, начала вздыматься грудь, но глаза его по-прежнему представляли собой две белые щелочки, а цвет лица был просто ужасным. Я не мог оставить его в таком положении. Я потянул шнурок сонетки и услышал тревожный звон колокольчика, который донесся откуда-то из глубин дома. Однако на призыв никто не явился. Звон затих, и наступившую тишину не нарушил ни звук голосов, ни шуршание ног. Немного подождав, я позвонил еще раз. Результат был тот же. Должен же здесь быть кто-нибудь еще. Этот юный джентльмен не может жить в таком огромном здании совершенно один. Его домочадцы должны узнать, в каком состоянии он находится. Если они не хотят отвечать на звонок, я сам найду их! Схватив лампу, я устремился к двери.

То, что я увидел, выйдя из комнаты, поразило меня. Прихожая оказалась совершенно пустой. Голые ступеньки на второй этаж укрывал толстый слой желтой пыли. Три двери вели в большие комнаты. Все они были пусты, без ковров на полу и занавесок на окнах, лишь серая тяжелая паутина свисала с карнизов да на стенах расползались пятна лишайника. Мои шаги разносились гулким эхом по этим огромным залам. Я пошел дальше. С мыслью о том, что, может быть, хотя бы кухня окажется обитаемой, я углубился в коридор. В какой-нибудь укромной комнатушке мог скрываться кто-то из слуг, но нет, все комнаты были точно так же пусты и заброшены. Отчаявшись найти помощь в этом направлении, я быстрым шагом прошел по другому коридору и натолкнулся на такое, что удивило меня еще больше.

Проход этот заканчивался большой коричневой дверью, и дверь эта была опечатана красной сургучной печатью размером с пятишиллинговик, которая красовалась на замочной скважине. Вид у печати был такой, словно она на этом месте находится очень давно: она была покрыта пылью и выцвела. Я все еще стоял, глядя на печать и гадая, что могла скрывать за собой эта дверь, когда сзади раздался крик. Бросившись обратно, я увидел своего молодого человека, который с растерянным лицом сидел в кресле, пытаясь понять, почему он находится в темноте.

– Зачем это вы унесли лампу? – спросил он меня.

– Думал найти помощь.

– Долго бы вам пришлось искать, – сказал он. – В доме кроме меня никого нет.

– Не очень-то удобно, если заболеешь.

– С моей стороны было довольно глупо падать в обморок. Слабое сердце мне досталось от матери, и боль или сильные переживания оказывают на меня такое воздействие. Когда-нибудь это меня сведет в могилу, как и ее. Вы ведь не доктор?