ЖИЛЬБЕР. Огня? Мы в мгновение ока разведем его. Древесина здесь не редкость, а у слуг должны быть спички. Старые двери и старинная мебель послужат нам за поленья и свечи. Идите сюда. Съестные припасы – на середину. Ага, а эти дуралеи сказали, что мы ничего не найдем в замке! Но здесь есть все, даже столы.

Слуги вносят съестные припасы, ставят стол, зажигают свечи, разжигают огонь.

ЖИЛЬБЕР. Такому столу позавидуешь, честное слово! У двенадцати пэров, возможно, был стол длиннее, но никогда не было более крепкого. (К Хуане.) Прошу прощения, мадемуазель. Я понимаю вашу печаль, и мне бы так хотелось ее уменьшить!

ХУАНА. Вы слышали, когда мы вошли, часы пробили одиннадцать.

ЖИЛЬБЕР. Да.

ХУАНА. А дона Луиса до сих пор нет!

ЖИЛЬБЕР. О, не стоит беспокоиться. Дороги ужасные. Буря превратила овраги в болота. Нас дюжина, и то мы с трудом справились. Только представьте, сколько мороки было бы у одинокого путешественника!

ХУАНА. О, я тоже думала об этом. Причем с ужасом.

ЖИЛЬБЕР. Не волнуйтесь. Дон Луис, вероятно, едет не один. Его сопровождает кто-нибудь из слуг.

ХУАНА. Нашу тайну нельзя доверить незнакомому человеку. Нет, дон Луис не откроет ее никому, он приедет один.

ЖИЛЬБЕР. Тем лучше. Это доказывает, что дон Луис решительный, сильный, умный кавалер. Кроме того, кого бы вы ни выбрали, сеньора, он не может быть обычным человеком.

ХУАНА. Дон Луис храбр и носит оружие, но есть преграды, которые шпаге не преодолеть.

ЖИЛЬБЕР. Что вы, мадемуазель! Вы, не боящаяся ни ветра, ни молнии, ни грома, ни настоящих опасностей, вы падаете духом перед химерами?

ХУАНА. Сеньор Жильбер, я прошу прощения за то, что сейчас скажу. Возможно, мое сердце утомилось, усталость и буря истощили его. Возможно, я уступаю дурному предчувствию, которое овладевает мною. Я была решительная, пылкая, счастливая, пока мы были в дороге и пока я верила, что увижу дона Луиса. Но теперь я опечалена, разбита, подавлена… тем, что наступает для меня.

ЖИЛЬБЕР. Но совсем недавно вы смеялись вместе со мной, когда мул, который вез нашу провизию, затянутый течением, чуть было, в противоположность чуду в Кане, не превратил наше вино в воду.

ХУАНА. Да, это правда. Но, ступив на порог замка, я почувствовала леденящий душу ужас. Я не осмеливаюсь сделать шаг. Я не осмеливаюсь оглянуться. Я не осмеливаюсь присесть. Я не осмеливаюсь… я даже не могу дышать! Я будто одна из тех бедных птичек, которые клюют зерна и неожиданно попадают в сети. Словно словом, шагом, жестом я вызываю какое-то ужасное несчастье, которое падет на мою голову.