– Ты любишь отца?
На лице матери ничего не отразилось – ни удивления, ни недоумения. Она сполоснула тарелку и принялась вытирать ее.
– У нас очень хороший брак.
Сью набралась храбрости и продолжила настаивать.
– Но ты любишь его?
– Да, люблю. – Еще одна тарелка: сполоснула, вытерла.
Сью закончила мыть посуду, вытерла руки о свои джинсы и посмотрела на мать.
– Ты всегда любила его? Когда вы впервые встретились, ты уже знала, что любишь его?
Ее мать на мгновение замолчала – ее маленькие руки продолжали вытирать тарелку, хотя она уже давно была сухой.
– Я полюбила его постепенно, – наконец сказала она.
– А ты…
– Мой, – строго сказала мать, – я не в настроении разговаривать.
Сью кивнула. Мама вдруг показалась ей старой, и это напугало девушку. Она увидела сходство с лицом бабушки в том, как на лице матери появлялись такие же морщинки вокруг рта и глаз; но в то же время под этими морщинками угадывалось и ее собственное лицо. Сью поняла то, что не приходило ей в голову во время дней рождения матери – та уже достигла верхней границы среднего возраста. Да и сама Сью уже не девочка.
Это было печальное открытие, которое оставило в ней странное чувство. Она начала мыть кастрюлю для варки риса, отскребая ногтями прилипшие к внутренней стенке зернышки. Мать Сью взяла еще одну тарелку, вытерла ее, и было что-то такое в ее медленных и неторопливых движениях, от чего она казалась хрупкой и уязвимой.
И тут Сью осенило.
Сью снова посмотрела на мать – и впервые поняла, как она любит ее и переживает за нее. За обоих своих родителей. За всю свою семью.
Если бы это было сценой из телевизионного сериала, то в этот момент она повернулась бы к матери и сказала: «Я люблю тебя», и они обнялись бы, и все проблемы были бы решены, а все прошлые конфликты забыты.
Но ее семья не была одной из этих придуманных семей, и Сью передала матери кастрюлю для варки риса, ничего не сказав, а затем принялась скрести палочки.