— Чего, оглохла? Начинай, говорю, ну?

Улла не двинулась.

— Это что еще, засранка?! — конунг взвился с места. — Сто раз прикажешь повторять? Или, может, выпороть, чтоб слушалась? Совсем от рук отбились! Гляди ты у меня!

Улла вздрогнула и еще ниже опустила голову.

— Хватит, конунг! — крикнул Бран. — Оставь ее!

— А ты не лезь! — ответил конунг. — Не твое собачье дело! Взялись меня учить, щенки паршивые!

Рванувшись к дочери, он вцепился ей в плечо и швырнул к столу, как тряпочную куклу:

— Шевелись!

Улла упала на стол спиной и вскрикнула. Бран вскочил, сжимая кулаки.

— Не тронь ее!

— Пошел вон, щенок! — отозвался конунг. — Не тебе меня учить! Ишь, засранцы, позорить отца взялись! Я вам дам! Гляди-ка!

Бран шагнул к нему:

— Оставь ее в покое!

Конунг повернулся. Синяя жила вспухла на виске, а ноздри по-бычьи раздулись.

— А ты с ними заодно? — почти шепотом промолвил он. В зрачках пульсировал такой бешеный огонь, что Бран невольно отступил. Рука конунга сжала плеть.

— Заодно? Да? Ты с ними заодно?! — его голос вдруг налился, загудел, как колокол. — Проклятый гаденыш! Я тебя проучу! Эй, стража! Стража! Берите его, живо!

Шестеро дружинников подступили к Брану, но замялись, держа мечи наизготовку. Бран знал их всех по именам, трое были друзьями Эйвинда. Они глядели на него, а он — на них. Один, поближе, опустил меч и неловко усмехнулся.

— Чего ждете? — подстегнул их голос конунга. — Хватайте, пока он колдовать не начал! Берите его, ну? Я вас повешу, сволочи!

Опомнившись, дружинники накинулись на Брана. Он яростно сопротивлялся, но силы были неравны. Скрутив руки, парни повалили его на пол, на колени.

— Вот так-то, щенок, — промолвил конунг. — А теперь поговорим.