— Она моя дочь!

— Ой ли? Што-то не похоже.

— Хочешь ты того, или нет, но это так. И я ее требую назад!

— Зачем? Добить?

Конунг побагровел, казалось, он сейчас взорвется. Однако этого не произошло. Он лишь сказал:

— Это не твое дело. Это моя дочь, а не твоя, и я буду с ней делать то, что сам решу.

— И што, к примеру?

— Ну, уж наверное не позволю ей с рабами миловаться, — конунг метнул на Брана взгляд. Тот схватился за меч, конунг — тоже. Сигурд произнес:

— Ты где увидел тут рабов? Рабов тут нету, тут люди все свободные. Тебе они, может, не по нраву, так што с того? Коль Улла его любит…

— А мне плевать, кого она любит! — заорал конунг, распахнув ястребиные глаза. — Мне на это наплевать!

— То-то и оно, што наплевать. То-то и оно, родич, — Сигурд покачал головой. — Ты свои интересы только видишь, только што тебя интересует. А о ней ты когда подумал? Эх… да о чем я. Коли б ты о ней-то думал — разве б ты над нею все это учинил? Ты што ей сделал-то, а? Человек ты, ай нет? Али ты бревно с глазами? Стыд твой где, а, родич?

— Стыд, говоришь? Стыд? Вот уж действительно, стыд, да и только! Я, говоришь, ей учинил? А она чего мне учинила?! А она обо мне подумала? Кто-нибудь из них когда подумал? А это не стыд, нагулять от приблудного колдуна?! Она ж — конунгова дочь, не шалава какая! Да нет, видать, шалава, раз такое натворила! Как, ну, как, по-твоему, с ней было говорить?

— Как говорить? — ответил Сигурд. — Нежно говорить. Ласково. Она ведь дочь твоя, родная, собственная, ей пятнадцать зим всего! Ласково надо говорить, родич. Ласково. Эх, да ты разве чего понимаешь.

— Не меньше твоего понимаю, и с колдуном ей путаться не дам.

— Она и не путается. Она его любит, и замуж выйдет за него, во как.

— А-а?! Чего-чего?!!

— Што слышал. Оженим мы их, родич, вот чего.

— Кто это — мы?!

— Я и Видар.

— Этот сопляк?! Да я ему…