— Мне ее прощения не надо, — уронил конунг, дыша с натугой, будто после бега. — Я без сопливых разберусь, чего и как надо делать! А эту — эту я еще проучу. На коленях будет ползать, мое прощение вымаливать!
— Поёшь красиво, да верится с трудом, — заметил Сигурд.
Конунг выхватил из ножен меч. Конунговы воины последовали его примеру, воины Сигурда — тоже.
Отряды ощетинились клинками. Ноздри раздулись, сузились глаза, сталь засверкала, вспыхнула на солнце…
— Войны хочешь, родич? — промолвил Сигурд. Единственный из всех он не достал меча. Длинный клинок конунга почти уперся ярлу в грудь.
— Война тебе нужна? — выговорил ярл. — Мы ж все тут родичи. Чего ж, меж родичами распрю затеешь? Так, што ли? Правоту ведь можно и по-иному доказать. Спрячь меч-то, не доводи до греха. Дело говорю. Спрячь.
Отступив, конунг трясущейся рукой швырнул меч в ножны и криво усмехнулся:
— Не надоело еще тебе быть вечно правым? Смотри, а то мне может надоесть.
— Што ж, — ответил Сигурд, — и об том потолкуем, но опосля. Соберемся, как по обычаю положено, и обсудим. А пока што — разойдемся, брат. От греха. Коль тебе направо — мне налево. Не будем богов гневить, у их порога собачиться.
— Значит, так? — спросил конунг.
— Значит, так. С тем и останемся.
— И дочь ты мне не вернешь?
— Нет.
— И это твое последнее слово?
— Самое што ни на есть.
— Ладно, — конунг дернул щекой. — Ладно. Тогда прощай… Сигурд.
— И тебе того же, брат.
Сделав знак воинам, конунг повернулся и зашагал от святилища прочь. Сигурд проводил его глазами. У него сделалось хмурое, встревоженное лицо.
— Ну, вот и поговорили, — тихо молвил он.