— Вы чего же это, а? Я вам што сказал? Ступайте к конунгу, у нас терпенье не стальное. Сколько еще ждать? Иль сей же час доложите — или мы войдем. Войдем и через вас перешагнем. Не доводите до греха!

Стражи переглянулись.

— Дак мы чего ж, — сказал один. — Мы ж не супротив, вот только не озлился бы.

— Ступай, — перебил Сигурд. — Нам с тобой балакать некогда. А ну, живо! Одна нога здесь, другая…

Он не договорил. Хелге положила ладонь ему на локоть и с расширившимися глазами указала пальцем на что-то впереди, за спиной у стражей. Те быстро обернулись…

У входа в дом стояла Улла. Она была одета в какую-то рвань, едва ли не в мешок, подпоясана веревкой. Тонкие руки, будто веточки, высовывались из драных рукавов, босые ноги по щиколотку увязали в снегу. Она стояла, обратив к ним неподвижное лицо. У нее были белые губы, почерневшие, огромные глаза.

А длинные косы были обрезаны под корень.

Люди пооткрывали рты. Улла опустила голову, короткие темные пряди упали на лицо. Она взялась за ручку двери и, переступив порог, шагнула в дом.

Воины дружно повернулись к Сигурду, будто ждали объяснений. Ярл молча отодвинул их рукой, зашагал вперед, и остальные — следом.

Когда они появились в доме, настала тишина. Ни на кого не глядя, Сигурд вышел к свету. Улла стояла за очагом. Растрепанные волосы скрывали лицо, маленькие босые ноги побагровели от мороза. Бран подбежал и, едва дыша, дотронулся до Уллиного локтя. Она не шелохнулась. Она была точно идол.

— Искорка, — пальцы Брана коснулись ее остриженных волос. Задохнувшись, он поднял взгляд — и увидел конунга. Тот был около стола, смотрел, и глаза блестели. Бран уставился на него, как завороженный, хотел, но не мог вымолвить ни слова.

Это сделал Сигурд.

Ярл быстро подошел, схватил конунга за рубаху на груди и бесцеремонно тряхнул.

— Это што же, а? Ты што же сделал с ней такое? Я думал, человек ты, — голос Сигурда стал хриплым. — А ты… ты… Ты даже не бревно, ты хуже зверя. Зверь на родную дочь не станет руку подымать! Убить тебя мало!

Сигурд оттолкнул его и выхватил кинжал. К ним тут же бросились дружинники.

— Стойте! — конунг вскинул руку. — Стойте, не трогайте его.

Он повернулся к Сигурду и тихо произнес:

— Клянусь, я к ней не прикасался. Я и сам… не меньше твоего… Я не знаю, кто это сделал, клянусь тебе. Она только сейчас сюда пришла.

— Ложь! — Сигурд, черный от гнева, не убрал оружия. — Коза на твоем дворе ее уже с час назад повстречала!

— Я говорю правду. Мне ничего об этом не известно. Да ты сам ее спроси, пускай скажет.