Отдаленный огонь становился все ярче и, казалось, уже поглотил зыбкий огонек факела Маргона. В колеблющемся, пульсирующем зареве этого огня было что-то пугающее, что-то такое, что он воспринимал как глубокую и жуткую тревогу. Но огонь звал, и он, стремясь к нему, вдруг крепко схватил Феликса за руку.

Вдруг все предвкушения, которые он испытывал, нахлынули на него как дурман, и ему показалось, что он уже целую вечность бредет по темному лесу, и это ощутилось как величайшее, значительнейшее событие – быть вместе с остальными, идти на дальний свет, который мигает и переливается так высоко, как будто это пылает жерло вулкана или какая-то темная печь, невидимая за собственным светом.

В ноздри ему внезапно ударил резкий запах, насыщенный, густой запах диких кабанов, на которых ему так редко удавалось поохотиться, и сладкий, влекущий аромат глинтвейна. Гвоздика, корица, мускатный орех, яркая нотка меда, все это смешивалось с запахом дыма, запахом сосен, запахом тумана. И все это вместе переполняло его ощущения.

Ему показалось, что где-то в ночи он слышит гортанные вскрики кабанов, гортанное хрюканье, и его кожа вновь запылала огнем. Его внутренности свело от голода – голода по живому мясу.

Чем ближе они подходили к отчетливо ощущаемой стене черноты, над которой вздымались к небесам искры от неясно видимого теперь яростного пламени, тем громче разливалась вокруг песня без слов, исполняемая некими незримыми существами.

Внезапно огонь факела, который все так же держал над головой Маргон, начал подниматься, и Ройбен смутно различил очертания тех самых серых валунов, которые когда-то рассматривал при свете дня, и вся цепочка побрела вверх по крутому каменистому склону и вошла по сигналу Феликса в узкий извилистый проход, в который Ройбен смог протиснуться не без труда. В его ушах гремел барабанный бой, и снова, призывая, требуя поторапливаться, надрывно взвыли волынки.

Мир впереди взорвался ослепительными пляшущимися огненными языками.

Двигавшаяся перед ним темная фигура отступила в сторону, на открывшееся свободное место, и Ройбен, ослепленный на мгновение пламенем, оступившись в очередной раз, обнаружил, что стоит на плотно утоптанной земле.

Они оказались на просторной площадке.

Ярдах в тридцати от него ярился и трещал огромный праздничный костер, в его желто-оранжевом горниле лишь с трудом можно было разглядеть пылавшие там могучие бревна.

Огонь, похоже, находился в самой середине просторной площадки. Слева и справа от него, насколько хватал глаз, лежали, скрываясь, в конце концов, во мраке большие валуны.