Он беспомощно покосился на Фила, который лежал у его ног в полубесчувственном состоянии. Его тело было туго обернуто в зеленые мантии, но и сквозь них было видно, как его трясло.

– О, да, твой отец… – сказал Хокан, понизив голос и замедлив речь. – Твой несчастный отец. Человек, давший тебе жизнь. И сейчас он вырван из жизни точно так же, как недавно из нее был вырван ты. Рад ли ты за него?

Никто не пошевелился. Никто не сказал ни слова.

Хокан отвернулся и несколькими короткими выразительными звуками – ворчанием и рыком – призвал оставшихся самок за собой, и они убежали прочь, скрылись во тьме. Все, кроме одной.

Кроме Беренайси. Она так и стояла на коленях возле Фила. Фрэнк подошел к ней и очень нежно, совершенно по-человечески, помог ей подняться.

Элтрам попятился от середины, ярко освещенной светом праздничного костра. Вокруг всей площадки, вдоль стены из бледно-серых валунов, стояли, наблюдая, чего-то выжидая, Лесные джентри.

– Пойдемте, нужно отнести его домой, – сказал Сергей. – Дайте я возьму его.

Он осторожно поднял Фила и аккуратно пристроил на широком плече. Лиза поправила материю, в которую был завернут Фил, и следом за Сергеем скрылась в узком проходе, ведущем с поляны.

Остальные морфенкиндеры потянулись туда же. Лаура отправилась с ними.

Лесные джентри начали растворяться в воздухе, как будто их здесь вовсе не было. Элтрам исчез.

Ройбен хотел было уйти со всеми остальными, но что-то удержало его. Он проводил взглядом своих сотоварищей, по одному исчезавших в узкой горловине, возле которой валялись в пыли брошенные барабаны и дудки. По земле были разбросаны инкрустированные золотом рога для питья. И из котла, стоявшего на толстом слое углей, все еще валил пар.

Ройбен застонал. Застонал от всей души. Где-то в кишках у него прорвалась боль. Она все разливалась, становилась сильнее и сильнее, стискивала сердце, пульсировала в висках. Холодный воздух обжигал, нестерпимо резал кожу, и он вдруг понял, что волчья шкура облетела с него и он стоит голый.

Он видел, как дрожали его голые белые пальцы, чувствовал, как ветер высекал слезы из глаз.

– Нет, – прошептал он. Ему хотелось вернуть прежнее состояние. – Вернись, – произнес он полушепотом. – Я не хочу отпускать тебя. Будь еще со мною. И тут же по ладоням и лицу побежали знакомые мурашки. Тело вновь покрылось густым гладким мехом, словно вытолкнутым изнутри неодолимым давлением воды. Мышцы запели от прежней волчьей силы; ему вновь стало тепло.

Но слезы все так же наворачивались на глаза. В ушах шипел, трещал и плевался праздничный костер.