Кен Вандерли был чудовищем. И это не только мое мнение: он сам так себя назвал, когда признался во всем, пытаясь избежать смертного приговора. Я мог бы воспользоваться этим для оправдания своего поступка – ладно, нашего, – если бы не одно «но».
Написание этого некролога понравилось мне даже больше, чем последовавший за ним секс.
Мне захотелось повторить.
Когда я проснулся следующим утром, Кэти сидела на диване с ноутбуком на коленях. Она задумчиво посмотрела на меня и похлопала по дивану, предлагая присоединиться к ней. Я сел рядом и увидел на экране заголовок «Неонового круга»: «ЕЩЕ ОДИН УРОД ОТПРАВЛЯЕТСЯ К ПРАОТЦАМ: «КЕН-НАСИЛЬНИК» СОВЕРШАЕТ САМОУБИЙСТВО В СВОЕЙ КАМЕРЕ». Только он не повесился. Он каким-то образом пронес в камеру кусок мыла – и это загадка, потому что заключенным дозволялось пользоваться только жидким мылом – и затолкал его себе в глотку.
– Боже, – вырвалось у меня. – Какая жуткая смерть.
– И поделом! – Кэти подняла руки, сжала пальцы в кулаки, потрясла ими у висков. –
Кое о чем мне ее спрашивать не хотелось. Первым в списке стоял вопрос, переспала ли она со мной исключительно для того, чтобы убедить расправиться с насильником и отомстить за себя. Но спросите себя (я спросил): а была бы от моих вопросов польза? Даже если бы она ответила абсолютно честно, я бы все равно мог ей не поверить. В такой ситуации отношения, может, и не отравлены полностью, но уж здоровыми их назвать точно нельзя.
– Я не собираюсь продолжать, – заявил я.
– Конечно, я понимаю. – (Она не понимала.)
– Поэтому не проси меня.
– Не буду. – (Она попросила.)
– И никому никогда об этом не говори.
– Я обещала, что не скажу. – (Уже сказала.)
Думаю, в глубине души я знал, что это бесполезный разговор, поэтому я кивнул и не стал продолжать.
– Майк, я не хочу тебя торопить, но у меня миллион дел, и…
– Не волнуйся, подруга, я уже ушел.
Если честно, мне