Триш сидела на кровати в ночной рубашке. Она была очень бледной, вокруг глаз – темные круги. Сначала у нее на лице вспыхнул страх, который сменило крайнее удивление. Она явно не могла поверить собственным глазам.

– Чет? – еле выговорила она.

Он кивнул, отложил ключ и шагнул к ней.

Они обнялись.

– Чет, – прошептала она. – О, Господи, Чет… Как? – Она отодвинула его от себя, вглядываясь в лицо, потом схватила его за руки. Чет увидел, как она вздрогнула. – Чет… Ты такой холодный. – Она прижала руку к его щеке. – Господи, что-то не так?

– Не сейчас. Нужно вытащить тебя отсюда. – Он потянул ее за руку с кровати и повел к двери. Она уперлась.

– Я видела тело, – сказала Триш. – Ты был мертв. Чет… Я не понимаю.

– Я умер. – Он заглянул ей в глаза. – Но я вернулся… Это все, что тебе нужно знать прямо сейчас. Я вернулся… за тобой… за нашим ребенком. – Он протянул ей руку.

Еще секунду она смотрела ему в глаза, потом взяла его за руку, и они вместе вышли в коридор.

Они быстро шли в направлении входной двери. Ламия до сих пор распевала у себя наверху. Триш дернула Чета за руку, указала в сторону закрытой двери.

– Она здесь, – прошептала она. – Наша малышка.

Дверь не была заперта, и они вошли.

На стенах висели пучками сухие цветы. По стенам, по потолку плыли светящиеся звезды: под потолком вращался ночничок-проектор. В углу, под белыми кружевными занавесками, стояла колыбелька. Триш подбежала к ней, раздвинула кружева и взяла на руки ребенка с темными курчавыми волосами.

Поднесла Чету.

– Красавица, да?

Он кивнул.

– Да. – Ее глазки были открыты, и она смотрела прямо на него. – Похожа на мать.