Само это место словно подталкивало к грехопадению. Приют для девочек Нотр-Дам-де-ла-Совгард во всем совпадал с представлением Лукреции о замке Синей Бороды: провонявшие селитрой каменные стены, сырые подвалы, скрипучие дубовые двери и узкие темные коридоры.

В 15 лет под предлогом медосмотра (ее считали «отсталой») ее облапал «гость» приюта, родной братец матушки-настоятельницы, тоже священник и управляющий сиротским приютом, только для мальчиков. Позднее Лукреция выяснила, что развратник отказался от сана и заделался… председателем международного конкурса красоты.

По крайней мере нашел дело в соответствии со своей порочностью.

После этого инцидента у нее развилось глубокое отвращение:

1) к мужчинам,

2) к собственному телу.

В ее юном мозгу это были связанные вещи.

Не любя мужчин, она естественным образом потянулась к женщинам.

Не любя свое тело, она естественным образом стала… мазохисткой.

На следующий год она встретила необыкновенную возлюбленную.

Мари-Анж Джакометти была высоченной худющей брюнеткой с волосами до самых ягодиц и с духами, валившими наповал.

С ее лица никогда не сходила широкая улыбка, смех был мощный, как сирена.

Стоило Лукреции ее увидеть, как она «влюбилась».

Странное выражение – «упасть в любовь»[8]. Почему не «взлететь»? Наверное, потому, что все понимают: это падение, потеря. В глубокой «любви» теряешь себя.

Облака у нее над головой дробятся на хрустальные осколки.

В памяти явственно всплывает лицо бывшей любовницы.

Мари-Анж все было смешно, все вызывало у нее желание шутить, ее невозможно было представить угрюмой. Черные бездонные глаза, незабываемые, опиумные духи.

После неприятности с братом настоятельницы Лукреция занялась самоистязанием. Тело, причину ее мучений, следовало наказать. Она загоняла себе под ногти иголки, резала себя лезвием, чтобы чувствовать боль и учиться ее переносить.