– Надо, наверное, сказать что-нибудь умное и пафосное, – обратился Брейтуайт к Ланкастеру, – но я всегда предпочитал говорильне дело.

Взяв кусок мела, он обвел контуром дверь сейфа и соединил его с параллельными линиями на полу. Затем отошел в пустой круг, где уже стоял Аттикус с ножом и свитком пергамента. Калеб протянул руку, но Аттикус покачал головой.

– Я сам, – сказал он и шагнул в круг. Бросил мрачный взгляд на Ланкастера. – Я должен отомстить ему за Хораса.

Брейтуайт помолчал. В глазах мелькнуло подозрение.

– Ритуал может быть небезопасен.

– Как будто до сих пор мы были на увеселительной прогулке!.. Сделай одолжение, чего тебе стоит?

Брейтуайт с сомнением глядел на Аттикуса, однако никакого подвоха не увидел. Пожалуй, единственный раз в жизни хваленая интуиция его подвела.

– Ну хорошо, – сказал он наконец. – Всем остальным лучше выйти. На всякий случай.

Пират Джо, Абдалла и Мортимер вышли в коридор. Аттикус полоснул себе по ладоням. Брейтуайт, присев, добавил два росчерка мелом, даруя Аттикусу способность читать и говорить на языке Адама.

Заклинание было другое, и из-за двери на этот раз пролился не свет, а тьма – живая, осязаемая, как тварь, что обитала в лесах Королевства Шабаш. Она поглотила Ланкастера, Ноубла и всю чикагскую ложу, затем щупальцем открыла сейф. Когда дверь захлопнулась, в зале не было никого, даже пепла не осталось.

– Проще, чем я ожидал, – сказал Брейтуайт и, потирая руки, пошел за вожделенным призом. – Когда наступит день летнего солнцестояния, нам придется повозиться куда больше…

Аттикус бросил окровавленный пергамент на пол и закатал левый рукав. У него на руке были написаны адамовы буквы. Чернила почти стерлись, но все еще читались, и Аттикус затвердил слова в памяти, точно так же, как совсем недавно – обстановку в гостиной Ланкастера. Держа заклинание в голове, он вышел из круга.

Брейтуайт тем временем вытащил из сейфа «Книгу имен» и проверял, цела ли она.

– Вот и все. Давай, собирай всех и…

Обернувшись, он столкнулся лицом к лицу с Аттикусом. Удивился, однако не попытался увернуться или отойти, даже когда тот поднял окровавленную ладонь. Он был совершенно уверен, что неприкосновенность его защитит.

– Чего тебе?

Аттикус ответил на языке Адама. Вместе с первым слогом он положил ладонь на грудь Брейтуайта. От жара рубашка начала тлеть. Калеб закричал и выронил «Книгу имен». Он попытался оттолкнуть Аттикуса, но они уже прикипели друг к другу: кожа к коже, ладонь к груди, кровь к метке. Аттикус произносил заклинание, а Брейтуайт, вцепившись ему в руку, выл от боли.