— Безусловно, и у кого повернется язык требовать от вас чего-то большего? — согласился шар от имени Ардатхи Элла. — А теперь можете войти.

Изогнутая панель откинулась наружу, образовав трап со ступенями, по которым дчи-чис решительно проследовал внутрь.

— Будьте здесь как дома. — Машинный голос продолжил разговор с человеком-птицей, шагавшим по коридору с блестящими металлическими стенами к центру шара. — Хотя, как вы уже знаете, меня нет дома и я не в состоянии приветствовать вас.

— Равно как и оказаться дома, — ответил гость, входя в собственно апартаменты Ардатхи Элла. — По крайней мере, еще некоторое время. Но умоляю вас, скажите, раз уж вас тут нет: где вы, в таком случае, находитесь?

— В жилище Эксиор К’мула, волшебника из Тхим’хдры, находившегося на изначальной Земле. Сейчас он правитель Лита, в Андромеде. Мы развлекаемся зашифрованными гипотезами…

— Прошу вас передать вашему другу мои наилучшие пожелания, — сказал дчи-чис, изумленно глядя по сторонам, — и сказать, что если ему вдруг понадобится более-менее образованный лингвист…

— Что? — выразительно хохотнул Ардатха Элл. — Знаете ли, Эксиор К’мул разрешал загадки звезд еще в те времена, когда ваши отдаленнейшие предки существовали всего лишь в образе яиц в гнезде археоптерикса! Но лучше скажите, что вас сейчас тревожит?

— Лишь то, — ответил дчи-чис, не без труда сглотнув подступивший к горлу комок, — что основная ваша часть все же находится здесь!

Ибо там, куда он пришел, подвешенное на невидимом гравитационном ложе, находящемся посередине центрального помещения, окруженное нежно-зеленым маревом, исходящим от плававших в воздухе вокруг светящихся изумрудом шаров, лежало тело волшебника, подле которого лениво реяли полы невесомых одежд. Ардатха Элл был добрых восьми футов ростом, но тощ, как палка, и одежды из невесомых сетей цвета яркой бронзы подчеркивали его худобу. На первый взгляд он мог бы показаться молодым, однако его волосы были снежно-белыми, кожа — бледной, как сама смерть, и глаза, прикрытые багровыми веками, ввалились, как у трупа. На руках у него было по шесть пальцев — большие пальцы по обе стороны ладони — с белыми, как воск, но покрашенными на самых концах черным лаком ногтями. Вверх торчали острый подбородок и такой же острый нос, а у тапочек, сделанных из той же бронзовой сетки, были длинные, круто загнутые вверх мысы.

Сердце, кажется, не билось, или билось чрезвычайно медленно, из губ не исходил ни один сколько угодно замедленный вдох или выдох, в теле не присутствовало ни одного из общепринятых признаков жизни. И все же…