Откуда собаки столько знают? Как им удается осмыслить абстракции наподобие «спасибо», или общие понятия – например, «куры»? Со дня Перемены этим вопросом задаются все до одного. Если познание мира основано на языке, ответ ясен: собаки научились пользоваться словами, а вместе с этим познали и их смыслы. Однако это все так же наши смыслы, наш язык. Выходит, от свободы собаки еще далеки.

Как и мы с вами.

Ночь безлунна. Жаркий влажный туман окутывает уличные фонари так, что они не могут осветить ничего, кроме собственных стеклянных колпаков. Линна снова здесь, хотя час уже поздний. На занятия она больше не ходит. Переключившись на собачий режим, днем она спит – дома, одна, в полной безопасности. Заснуть в присутствии собак ей не удается. В парке она, единственная обезьяна среди волков, напряжена, как струна, но каждый вечер приходит сюда, слушает, а порой говорит. Вокруг нее уже собирается около пятнадцати собак, хотя она уверена: их много больше, просто остальные прячутся в кустах, или дремлют, или рыщут по окрестностям в поисках пищи.

– Помню… – неуверенно начинает кто-то.

«Память» – тоже понятие сложное. Пока собаки не знали этого слова, прошлого для них не существовало: вся их жизнь состояла из череды «сейчас», то долгих, то покороче. Память же порождает обиды. Этого мы и боимся.

– Помню, был у меня дом, еда, теплая подстилка и еще какая-то штука, которую я изжевал… а, да, одеяло! И хозяйка с хозяином. Она мне все это давала, да еще гладила.

Собаки согласно бормочут: хозяйскую ласку помнят все.

– Только она не всегда была доброй. Бывало, кричала на меня. Одеяло отняла и спрятала. И за ошейник, бывало, дергала – больно. Но, когда готовила есть, клала на пол кусочек для меня. Что же это было? А, да, говядина. Тогда снова становилась доброй.

Еще один голос из темноты:

– Говядина. Это как котлета.

Собаки экспериментируют с понятиями «говядины» и «котлеты» и вскоре понимают их взаимосвязь.