– Может, свежевыжатый апельсиновый сок?

Теперь ясно, чем все еще занимался Педро. Я кивнула. В комнате сидела старушка, турок Айкют, Петруша и Белет. Дьявол вскочил со стула при виде меня.

– Вики, любимая, ты в порядке? Дорогая, скажи что-нибудь. Я так волновался, тебя не было так долго. – Белет обнял меня. Над его плечом я увидела кислую мину Петрека.

– Я в порядке. – Я высвободилась из его объятий. – Но мне не удалось спасти объект номер шесть. Он был уже мертв, когда я туда попала…

Белет опустил голову.

– Объект номер четыре тоже был мертв. Я нашел только его останки.

Я подошла к Петреку и села рядом с ним. Он взял меня за руку.

– Ты не виновата в том, что он умер, – сказал он. – Ты не виновата.

Я уже собиралась рассказать ему о предложении Паймона, но сдержалась. Я все равно не собиралась торговать его бессмертной душой. Я хотела бороться за нее до тех пор, пока там наверху кто-нибудь не заметит, что творится в Аду.

Айкют крикнул что-то телевизору. Я посмотрела на экран. Там шла польская романтическая комедия. Главные герои, такие сладкие, что зубы скрипели, и абсолютно нереальные, только что поженились.

– Я не понимаю этих ваших свадебных обычаев, – сказал Айкют старушке Анне Ковальской.

В Аду со всех снималось проклятие Вавилонской башни. Мы могли свободно общаться на любом языке – существующем или давно забытом и мертвом.

– Все просто – они бросают в них монетками на счастье, – терпеливо объяснила ему старушка.

– Не понимаю, – буркнул турок. – Значит, повезет тому, что попадет новобрачной в глаз?

Петрек послал ему многозначительный взгляд.

– Это продолжается уже несколько часов, – пробормотал он.

Я не успела посочувствовать ему, потому что в этот момент на стене рядом с нами засверкал контур белой двери. Азазель вбежал в комнату, увлекая за собой какого-то растерянного пожилого мужчину и молодую девушку.

– Что происходит? – воскликнул он с порога, резко захлопнув дверь.

В ответ я только пожала плечами. Белет отвел взгляд в сторону. Азазель уперся руками в бока. Его лицо выражало глубокое презрение.

– Чтобы мне еще раз пришлось работать с двумя настолько непонятливыми новичками, – тихо сказал он.